По предложению «Дагэцзы» и других руководящих кадров партизанского района я остановился на ночлег у старика Ли Чхи Бэка, дом которого находился у подножия горы на севере Мацуня. Здесь я повидался с представителями Восточноманьчжурской парторганизации. «Дагэцзы» — так называли Ли Ён Гука, секретаря Ванцинского уездного парткома. Прозвище это означает «верзила».
В Мацуне, конечно, было общежитие, именуемое «домом для прохожих гостей». Однако, сяованцинцы сказали мне, что в общежитии много гостей, там слишком шумно и для меня это не подходящее место. Они всячески уговаривали меня остановиться в доме старика Ли Чхи Бэка, который был тестем Ким Чжун Гвона. Тещу же его называли Со Сон Не. Это была семья настоящих патриотов, активно участвовавших в революции.
В этом доме я, одевшись в китайскую национальную одежду дабушанъцзы, вел беседу с Ван Жуньчэном и другими.
— Поздравляю вас со вступлением в Ванцин! — таково было первое приветствие Вана.
— Приятно снова встретиться с вами! — радостно ответил я, взяв его руки.
Ванцин для меня был не очень знакомым краем. И надо сказать, что было своего рода счастьем встречаться здесь со знакомым революционером Ван Жуньчэном.
Первая встреча с ним состоялась именно тогда, когда я, закончив поход в Южную Маньчжурию, посвящал все силы своей души работе с китайскими антияпонскими отрядами в Аньту. В ту пору он вместе с Чэнь Ханьчжаном вел работу с Армией спасения отечества в отряде командира полка Мэна. Отряд комполка Мэна переместился из Северной Маньчжурии в Аньту для того, чтобы установить связи с Армией самообороны Тан Цзюйу в районе Ляонина и бороться с ними рука об руку. В то время китайские коммунисты, находясь в частях Армии спасения отечества, вели работу с У Ичэном. Таким образом они хотели добиться коалиции антияпонских войск Северной и Южной Маньчжурии и расширить масштаб антияпонской борьбы по всей Маньчжурии.
Отправляя отряд комполка Мэна в Аньту, У Ичэн ставил перед собой и еще одну цель: приобрести в этой местности опиум и таким образом пополнить расходы на военные цели. Аньту было известно как главное место производства опиума и женьшеня. Тан Цзюйу тоже послал своих подчиненных в Аньту взять в руки контроль над всеми запасами опиума. Кстати, к тому времени в Маньчжурии опиум считался надежным эквивалентом — заменителем денег. — С вашим отрядом, товарищ Ким Ир Сен, Армии спасения отечества удалось совершить рейды в уездные центры Дуньхуа и Эму. Все это, могу сказать, благодаря опиуму. В Аньту мы достали много опиума и раздали его солдатам. Это повысило боевой дух бойцов.
Так мне сказал Ван Жуньчэн то ли в шутку, то ли серьезно, когда в доме Ли Гвана шло заседание Антияпонского солдатского комитета. Уже тогда мы были так близки, что без утайки открывали друг другу подобного рода секреты.
В дни пребывания в Аньту Ван Жуньчэн во многом помогал нам. Мои сообщения к Ху Цзэминю или Чжоу Баочжуну пересылал он сам, а вести от них передавал мне. Ван Жуньчэн в сжтеме Армии спасения отечества занимал должность пропагандиста. Такое положение позволяло ему свободно бывать в любых местах, не говоря уж о контактах с командованием. Он посещал даже штабы полков и батальонов, канцелярии рот, а также отменно выполнял рольсвязного между мною и коммунистами, направленными в части Армии спасения отечества.
Ван Жуньчэн был человеком большого телосложения, но имел характер очень умеренного и доброго человека. Такими обычно бывают интеллигенты, особенно питомцы педагогических учебных заведений. А он действительно учился в Нинане в педучилище. В то время Ван под влиянием друзей по школе, обучавшихся в Пекине, Нанкине, Тяньцзине и в других крупных городах, начал свою революционную работу. На процесс становления его как профессионального революционера, насколько мне известно, оказывал большое влияние и член провинциального парткома Пань.
— Сейчас начало разгораться мощное пламя революции в Восточной Маньчжурии, — говорил Ван Жуньчэн. — В связи с этим на вас, товарищ Ким Ир Сен, возлагается большая надежда. Революция в Восточной Маньчжурии требует талантливого стратега, чтобы развивать партийную работу, партизанские действия и работу с Армией спасения отечества. Рад, что именно в такое время вы приехали в Ванцин!
Ван сравнительно обстоятельно разбирался в событиях в Восточной и Северной Маньчжурии, с открытой душой обменивался со мной мнениями об очередных задачах Восточноманьчжурской парторганизации. Актуальными темами наших бесед в тот день были вопросы: как установить единую систему командования ротами, разрозненно действующими в партизанских районах; что надо делать для скорейшего расширения и укрепления военных сил в количественном и качественном отношениях. По этим вопросам состоялось впоследствии конкретное обсуждение и с Тун Чанжуном.
Итак, партизанские роты Ванцина стали действовать под единым командованием штаба батальона. Затем и в других уездах Восточной Маньчжурии происходил процесс переформирования партизанского отряда: были созданы батальоны, объединяющие отдельные роты, назначены новые командиры. Все это создавало предпосылки дальнейшей активизации партизанского движения.
Наше вступление в Ванцин было сопряжено со многими впечатляющими событиями, яркими эпизодами. Быстро мы освоились с обстановкой в Ванцине. При каждой смене места базирования и места жительства, право же, все какое-то время испытывали чувства отчуждения. Но проходило немного времени и подобный психологический настрой сменялся привязанностью и любопытством к новому краю.
К 1933 году я был, признаюсь честно, почти одиноким человеком. С утратой матери мы, три брата, по-настоящему осиротели. В любимом доме в Камышовом поселке Сяошахэ, в том гнезде троих братьев, все было затянуто паутиной. У меня из родных остались только два младших брата, которые в чужих семьях добывали себе горький хлеб. Под кровлей домика в родном краю, куда я при всем моем желании не мог идти свободно, одиноко ждали меня престарелые дедушка и бабушка. У них была трудная судьба — они отдали своих детей на алтарь Отечества. И еще мучила меня гнетущая тоска по родине, которая чаще и чаще виделась мне во сне. Чувство моей внучьей верности дедушке и бабушке не могло достичь порога родного дома. Очень хотелось позаботиться о моих братьях, но даже погладить их по головам не было никакой возможности. Поэтому дни мои были наполнены беспокойством и тревогой.
Теперь моему сердцу близок был только партизанский район. Жители его стали моими родными и близкими, которые как бы заменяли мне дедушку и бабушку, отца и мать, моих младших братьев. В облике матери Со Сон Не я ощущал любовь, заботу и сердце моей родной матери.