В Байрейте трещина углубляется. Фернанда здесь упивается немецкой мифологией и поэзией. Г-н де К. принимает Вагнера до «Лоэнгрина» и «Тангейзера» включительно — иногда он напевает «Романс звезде». Но вся Музыка будущего, написанная после этого, для Мишеля не более чем продолжительный шум. Приземистые Тристаны и толстухи Изольды, выходящий на авансцену бородач Вотан и дочери Рейна, похожие на расплывшихся деревенских баб, вызывают у него такой же поток колкостей, как снедь, выставленная в буфете, или та, что в антракте извлекают из кармана зрители, как каски и мундиры, не менее театральные, чем варварское снаряжение на сцене, как напыщенные берлинские или подчеркнуто томные венские дамы. Он без симпатии оглядывает светскую публику, явившуюся из Франции аплодировать Новой музыке; тут и г-жа Вердюрен28 со своей клакой («Мы составим клан! Мы составим клан»), пронзительные голоса парижанок врываются в немецкое ворчанье. Предоставив Фернанде в одиночестве наслаждаться третьим актом «Мейстерзингеров», Мишель возвращается в отель и выводит Трира на вечернюю прогулку. Зажженные газовые рожки смотрят на эту дружескую и в исконном смысле слова циничную пару, на двух по-настоящему привязанных друг к другу живых существ (причем у каждого свое более или менее ограниченное поле деятельности, свои наследственные вкусы и личный опыт, свои причуды, своя потребность иногда поворчать, а иногда и укусить) — на человека и его собаку.
Читая письма от сестер, Фернанда могла лучше оценить прелести своей собственной жизни. Письма Жанны сводились к метеорологическим сводкам, иногда в них упоминалось о свадьбе, болезни или кончине кого-то из знакомых. О своей жизни она не сообщала никаких подробностей, считая, что они никому не интересны. Мишель неоднократно предлагал свояченице совершить с ним и Фернандой поездку в Лурд — ему казалось, что шок от погружения в водоем и сама наэлектризованная атмосфера паломничества могут облегчить ее необычную болезнь. Впрочем, он не отрицал и возможности божественного вмешательства — он вообще ничего не отрицал. Но Жанна каждый раз холодно отвечала, что чудеса не для нее.
Письма Зоэ были окрашены кротким благочестием. Она умиленно рассказывала о трогательной речи, которую Монсеньер епископ произнес по поводу конфирмации ее старшего сына Фернана, о той почти небесной атмосфере, какую создавали букеты, свечи, пение девочек, готовящихся к конфирмации, и, наконец, о великолепной трапезе, которую приготовили монахини соседнего монастыря. Зоэ не добавляла, что ведь не могла же она пригласить епископа отобедать в замке нечестивца и уж тем более в ресторане племянниц Сесили. Что бы сказала Зоэ, знай она, что через два года умрет, а ее Фернан в пятнадцать лет скончается от злокачественной лихорадки? Думаю, она безропотно приняла бы волю Божию. Незадолго до кончины она завещала мужу свою часть имущества, стремясь, несмотря ни на что, дать ему доказательство своего доверия. В прощальных словах, вдохновленных, быть может, словами Матильды, а может быть, просто желанием отвести всем глаза, эта святая, до конца пропитанная наставлениями матери, Фрейлейн, Английских дам и советами приходского кюре, смиренно просила прощения у Юбера и троих своих детей за горести, какие могла им причинить, и просила их сохранить верность семейным традициям. Юбер продемонстрировал эту верность, в конце концов женившись на Сесили.
В январе 1902 года Мишель и Фернанда присутствовали на похоронах другой святой — сестры Мишеля, Мари, случайно убитой во время прогулки в парке егерем, чья пуля рикошетом прострелила ей сердце. О жизни и смерти Мари мне еще придется говорить. Скажу пока, что более сильная духом и телом, чем Зоэ, менее уязвленная в своем женском достоинстве, она пришла к Богу интуитивно через порыв всего своего существа, и в этом ее поддержали строгие нравственные правила суровой в своем христианстве старой Франции. Во время этих похорон Мишель бесспорно страдал гораздо больше, чем во время службы по поводу некой печальной годовщины за три года до этого. Мари, моложе брата на пятнадцать лет, несомненно была единственным, кроме отца, существом, которое он почитал и при этом нежно любил. Но северная зима непереносима для Мишеля и Фернанды — небесные и морские миражи приводят их вскоре в Ментону или в Бордигеру.
Как Мишель и предполагал заранее, жизнь, которую он организовал себе со своей второй женой, требовала больших расходов. Верная себе г-жа Ноэми отказывала в каких бы то ни было дополнительных щедротах, а поступить, как во времена Берты, и обратиться к ростовщикам, Мишель не отваживался. Проблема была решена классическим способом — лето положили провести в деревне. Вдова, замуровавшаяся в своих апартаментах и вечно занятая плетением и расплетением интриг, касающихся обслуги, им не мешала. Мишель не преминул отправиться в Ф., чтобы представить Фернанду братьям и сестрам Берты, с которыми его связывала двадцатилетняя дружба. На одной из фотографий он в цилиндре, верхом, бок о бок с братьями де Л., на которых котелки; всадники на мгновение остановились у входа в сельский ресторанчик на обратном пути с ралли или с какого-нибудь местного состязания — а я думаю не столько даже о всадниках, сколько о послушных красавицах-лошадях, имена которых мне неизвестны. В эту же эпоху Фернанда снята на фоне конюшен Мон-Нуара: одетая в амазонку, она изо всех сил пытается усидеть на статной кобыле, которую конюх Ашиль придерживает за длинный недоуздок, смеясь, чтобы придать уверенности мадам.
Но вскоре эти экскурсии и эти упражнения заканчиваются. Фернанда устает даже от пеших прогулок по парку среди его лужаек и зарослей пихт. Как путешественницы на палубе трансатлантического парохода, вытягивается она в шезлонге на краю террасы, с которой, как уверяют, за бледно-зелеными всхолмлениями равнины можно увидеть серую полоску моря. По небу плывут величавые облака, похожие на те, что писали в этих краях художники-баталисты XVII века. Фернанда кутается в плед, небрежно открывает книгу, ласково треплет Трира, свернувшегося у ее ног. На экране времени начинает проступать мое лицо.
Роды
1 Тёппфер Родольф (1798-1846) — франкоязычный швейцарский писатель. Преподавая в различных учебных заведениях, совершал со своими учениками ежегодные пешие прогулки в швейцарских горах, которые описал в книге «Путе¬шествие зигзагом», им самим иллюстрированной.
2 «Путешествие на осле в Севеннах» — одно из первых произведений английского писателя Р. Л. Стивенсона (1850-1894), привлекших к нему внимание публики.
