В потоке этой вдохновенной речи он неотрывно, цепко глядел на Кобу. Но не находил привычного ответа на лице собеседника. Мой друг был непроницаем. Глаза равнодушные. Он молчал, посасывая трубку.
И тогда Гитлер зашел с другого бока.
– Похожи не только наши жизни, похожи наши убеждения. Я ненавижу евреев, мне показалось, что и вы их не жалуете. Мы оба с вами знаем и умеем общаться с массами. Масса – это женщина. Женщина гораздо охотнее покорится сильному, чем сама станет покорять слабого. Оба мы презираем жалкие европейские демократии. И оба восхищаемся решительностью друг друга. И смею сказать, учимся друг у друга. Не так ли?
– Согласен, – кратко ответил Коба и снова замолчал.
Слегка приунывший, завязший в неподвижности моего друга, Гитлер немного приободрился.
– Мы сейчас как Наполеон и Александр. Вы, конечно, помните: Наполеон предлагал Александру разделить мир. Александр должен был получить Восток, Наполеон – Запад. Александр не захотел, и это было грубейшей ошибкой…
– Наполеон, если мне не изменяет память, довольно скоро напал на нас, – усмехнулся Коба.
– Да, и ваш Александр его разбил. И что? Европа как не любила вашу страну до того, так не полюбила и после. Для Европы вы варвары. И меня они называют варваром. Нет, нам определенно есть смысл договориться.
Сам пошутил и сам засмеялся. Роли окончательно распределились. Теперь Гитлер играл веселого удалого парня, Коба – мрачного диктатора. При этом общительный Гитлер как бы заискивал перед ним. Но Коба оставался таинственно непроницаемым.
Наконец Коба заговорил. Сухо и жестко.
– Я хотел бы, чтоб мы сегодня побеседовали напрямую, как положено союзникам. И решили нерешенное.
– И я, – напряженно сказал Гитлер. Он понял: начинается главное.
– Наша разведка доносит, будто в вашем штабе возобновились разговоры о нападении на Советский Союз.
– Совершенно верно, – кивнул Гитлер, – и не только разговоры. – Он крикнул: – Отто!
Бритый адъютант, стоявший у дверей, вошел в купе и щегольски, как фокусник, развернул принесенную карту.
– Это набросок плана нападения на СССР. Он пока не закончен, но закончен будет. Эту «сверхсекретную карту» я делаю известной английской разведке, чтобы она дала уверенность англичанам, будто я вскоре поверну против вас. Это их расслабит. Но мне известна и другая карта. Думаю, она тоже покажется не безынтересной. – Он опять крикнул: – Отто!
Тотчас бритый адъютант как-то весело развернул на столе второй рулон. Это была уже… наша карта!
– Я хочу напомнить герру Сталину надпись на ней – «План стратегического развертывания Вооруженных сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками. Соображения по плану». Это только первая карта… Весь ваш документ на пятнадцати страницах, и столько же карт! У нас они есть все. Особенно мне понравился текст… – Гитлер стал читать приготовленный заранее листок: – «Упредить противника в развертывании и атаковать. Стратегической целью действий войск поставить разгром главных сил немецкой армии и выход к 30-му дню операции на фронт Остроленка – Оломоуц…» И так далее.
Он, улыбаясь, глядел на Сталина.
Коба по-прежнему оставался невозмутим, спокойно сказал:
– Это всего лишь наш ответ на ваш план. Было бы странно, если б его не оказалось.
– Так вот, – улыбнулся Гитлер. – Чтобы не занимать наши штабы ненужной работой, нам следует встречаться чаще… дабы между нами все было ясным…
Коба сделал знак своему адъютанту. Тот принес вино, коньяк и закуски.
Теперь Коба играл радушного хозяина. Как бы предлагая отвлечься от серьезных вопросов, рассказал какой-то анекдот… Потом, к моему удивлению, вдруг спросил:
– Говорят, вы предсказываете будущее?
Гитлер очень оживился:
– Абсолютная правда. В Вене, во дворце, Габсбурги хранили Святое Копье – железный наконечник, пронзивший тело Христа. Этим копьем до них владели Константин Великий, Карл Мартелл, Генрих Птицелов, Оттон Великий и даже Наполеон. Тот, кто им владел, обычно владел и миром. Когда я впервые вошел в помещение, где оно хранилось… со мной что-то произошло… – (Клянусь, его лицо преобразилось. Он странно раскачивался, шептал.) – Я ощутил трепет, озноб по всему телу. Всемогущий Дух встал рядом со мной. Я мог говорить с демонами. Я чувствовал трансформацию собственной природы, полет наверх. И уже тогда я, безвестный человек, исполнился решимости завладеть этим Копьем. И я знал, что завладею! Заняв Австрию, я сделал это в первый же день!..
В этот миг я почувствовал силу, которая исходила от этого человека. Думаю, и Коба тоже. И будто сопротивляясь этой силе, он мрачно, грубо, прервал вдохновенный поток слов:
– Я хотел бы, чтобы ваш Всемогущий Дух помог и нам. И подсказал, что будете делать вы, если мы вскоре нападем на очень недружественную нам Финляндию?
Гитлер как-то огорошенно, почти испуганно глядел на Кобу. Наконец пришел в себя и сказал:
– Да, конечно, она входит в сферу ваших интересов. Но финнов любят в Германии. Это светловолосые голубоглазые люди. И кроме того, как вы это сделаете? В отличие от нас, вы член Лиги Наций?
– Нас исключат, – улыбнулся Коба. – Но как и вы, мы спокойно это переживем. «Париж стоит обедни». Финляндия должна быть нашей, каковой она и была всего четверть века назад… И уже после Финляндии мы осуществим, наконец, главный пункт наших соглашений – займем Прибалтику.
Гитлер сидел в растерянности. Он был не готов, потерялся. Он не умел уступать. Ярость, бешенство… Мне показалось, он готов был вскочить! И… не мог! Коба был слишком нужен ему. Они действительно походили друг на друга. Если ненавидели, то навсегда. Думаю, именно в этот момент Гитлер поклялся уничтожить Кобу.
Он долго молчал. Потом сказал:
– Ваша взяла.
Но Коба продолжил:
– Я хочу, чтобы в дальнейшем не только мы информировали вас о своих ближайших планах. Но и вы – нас, как полагается честным и добрым друзьям.
– Здесь все просто, – ответил Гитлер. – Вся Европа – это и есть наш план.
– Мы будем только приветствовать это, – очень ласково произнес Коба. – Считайте, что союз Александра с Наполеоном заключен.
Оба встали.
– Я рад был вас повидать. Вы – великий человек.
И Гитлер обнял Сталина. Они были одного роста: Гитлер по-европейски прикоснулся щекой к щеке Кобы, обозначая поцелуй. Коба в ответ по-нашему, по-азиатски, мокрыми губами поцеловал Гитлера. На лице фюрера отобразился почти испуг. На лице Кобы – гримаса, он почувствовал запах гитлеровского рта.
Обратно Коба решился лететь на самолете, чтобы его отсутствие было короче.
