Уже из Арзамаса писал Долгорукий в Москву, что в полк к нему люди из городов пришли немногие и «на вора и изменника и богоотступника» Стеньку Разина идти не с кем.
В отчаяние приходили сыщики, посланные за даточными людьми по уездам, кругом бунтовали черные люди, стояли по всем дорогам, и ни пройти ни проехать было нельзя.
Пытался в Арзамасе поднять здешних людей на сыск сыщик Аксентий Пискарев. Но сказали ему арзамасцы: «Не до сыску… нам, пришло до своих голов. А в Орзамаском уезде многие люди изменили, а в Олаторе… и в Саранске, и в Троецкой и в Красной Слободах все градцкие и уездные люди изменили, а в городах воевод и приказных людей казнили». Поволокся Пискарев из Арзамаса по другим городам со своими людьми для сыска. И укрывались от него стрельцы и даточные люди. Сообщал Долгорукий, что не идут к нему, боятся сгинуть в пути нижегородские и муромские дворяне, разбежалось врознь, дворянство Курмышского уезда.
Дивились и опасались в Москве, беспокойно было в приказах. Вести приходили одна другой хуже. Вот тебе и надежда государства Российского! Уж если князь Юрий не может совладать с ворами и сидит в Арзамасе осадой — значит, плохи дела.
Но шли дни, уходил сентябрь. Великими трудами прибирал к себе в полк людей князь Юрий. Пополнился даточными, стрельцами, рейтарами и полк Юрия Борятинского, подошел к нему, наконец, долгожданный и пропавший ранее где-то полк Чубарова. Подтянулись ратные люди Григория Ромодановского к Тамбову. К Арзамасу подвезли новые пушки и боевой припас. Начали наступление на взбунтовавшихся крестьян в Шацком уезде воеводы Иван Бутурлин и Алексей Еропкин с жилецкими сотнями, дворянами, рейтарами и солдатами. Григорию же Ромодановскому самому с Белгородским и Севским полками наказано было идти наспех к Острогожскому и Коротояку навстречу казакам,
В эти дни сентября и октября 1670 года шли указы воеводам не только жесточайше карать повстанцев, но и обещать им всяческую милость от великого государя, если отстанут они от воровства. Из Разрядного приказа были посланы памяти в Шацкий, Тамбовский и иные уезды, где множились бунты, и в тех памятях говорилось: «А буде воры изменники, послыша на себя приход… воевод з государевыми ратными людьми, к ним пришлют, или из них которые и сами придут и учнут великому государю бити челом и вины свои принесут… и тех людей побивать и разоренья им никакова чинить не велеть!»
И еще наказывал царь, чтобы те прощеные люди сами выдавали заводчиков воровского дела, а уж тех воров пытать и огнем жечь.
По всем по городам и селам ловили царские стрельцы и приказные люди, верные волостные старосты и сотские разинские прелестные письма, а взамен них читали на городских площадях, на сельских сходах, с амвонов церквей увещевательные грамоты великого государя, в которых наказывалось воровским прелестям не верить и подробно перечислялось все Стенькино злодейство и богоотступничество. С большим вымыслом и большой слезой живописали приказные преступления Разина; слушали норой православные и ужасались: как может еще носить земля такого злодея? Объяснял царь всю ложь и весь соблазн Стенькиных прелестей, рассказывал правду о царевиче Алексее и Никоне, перечислял все тяжкие измены Разина против государства и церкви, показывал его, насильника и разорителя, богомерзкие дела. Призывал царь: «И как к вам наша великого государя грамота придет, и вы б, наши государевы ратные и всякого чину жилецкие и уездные люди и наших государевых дворцовых сел старосты и целовальники и крестьяне, памятуя господа бога и святую соборную и апостольскую церковь и наше великого государя крестное целованье, а татаровя и мордва и черемиса, памятуя на чем нам, великому государю, но своей вере шертовали, — нам, великому государю служили и радели так же, как и наперед сего служили».
А если и будут у кого сомнения, увещевал в конце великий государь, то пусть выберут своих лучших или средних добрых и разумных людей и пришлют к нему ц Москву. И даст он видеть свои, государевы, светлые очи, во всем пожалует и все разъяснит.
Наказывалось читать царские грамоты вслух в городах и пригородах, селах и деревнях, острогах и в иных местах. И повсюду рассылались списки с этих грамот.
Царским грамотам вторили грамоты, которые посылал во все уезды, по монастырям и церквам, всему причту церковному и всем православным святейший патриарх Иоасаф. Писал патриарх, что Стенька Разин не кто иной, как «аспид, испущающ яд свой, уязвляющ телеса невинных… яко змий, из ложа своего, поглощаяй верные христианы и низводяй с собой в ров погибели, яко лев плотоядец хищаяй». Призывал патриарх ни в чем не верить прелестным воровским письмам и твердо стоять за великого государя и святую церковь, особо надеялся святейший на духовный чин иноческий и мирской и обещал всем верным людям патриарх великую государеву милость и свое патриаршее благословение и молитву.
И предан был Степан Разин анафеме. По всем церквам российским указано было всему духовному чину читать анафемствование Стеньке на первой неделе великого поста. Обличался Степан как крестопреступник и душегубец, «народ христиано-российский возмутивший, и многие невежи обольстивший, и лестно рать воздвигший, отцы на сыны и сыны на отцы, браты на браты возмутивший, души купно с телесы безчисленнаго множества христианского народа погубивший, и премногому невинному кровопролитию вине бывший». Предавались анафеме вместе с ним и Прокофий Шумливый, и Яков Гаврилов, и Василий Ус, и Илья Иванов, и все иные его атаманы и товарищи.
По всей Руси рассылались царские и патриаршие грамоты, а местные воеводы, приказной и духовный чин рассылали еще свои собственные письма по городам, селам, деревням и острогам. Скрипели приказные перья, изводилась на великое и богоугодное дело дорогая немецкая бумага, скакали гонцы с государевыми, патриаршими и воеводскими грамотами, а там, где нельзя было пройти и проехать из-за бунташных людей, там несли они эти грамоты тайно или передавали с проходцами, которые знали пути по селам и деревням.
Читали люди и прелестные письма Разина и верили им, и читали они государевы и патриаршие грамоты и тоже верили им. Писал Разин, что бояре и дворяне кровопийцы и изменники, и правда эта была великая. Писали царь и патриарх, что учинил Разин кроворазлитье в государстве, говорил хульные слова против господа бога Иисуса Христа, поносил великого государя и святую церковь. Об этом же кричали приказные и духовные люди, и беглецы от Стеньки — и все то казалось истинной правдой. И все смешалось на Руси, и смутились многие люди, и разделились на две половины, шатались и не знали, куда же им приклониться. Когда приходили повстанцы в города и села — встречали их хлебом-солью, а брали вверх царские воеводы, выводили к пытке и плахе воровских людей, читали государевы и патриаршие грамоты, и многие приносили свои вины. Страшила людей анафема, страшила кара и земная и небесная. А другие, подняв руку на бояр, дворян, воевод, шли до конца, стояли на своем на дыбе и под топором и вселяли в людей великую веру в разинскую правду.
