К 9 ч. мы прибыли на место и торжественно въехали в заезжий дом местного бимбаши. Расседлали коней, сели пить чай и послали за пловом. Тут же ночевал с большой свитой военный топограф, производивший триангуляцию. Он, как оказалось потом, еще лучший «дантист», чем топограф, завалились спать на коврах вшестером; утром 25-го закупили кое-что и выехали в ущелье р. Аушир за восемь верст к стоянке начальника всей многочисленной банды ферганских арык-аксакалов — инженера гидролога Синявского. От него зависело — отпустить ли арык-аксакала А. В. Антипина нашим проводником и переводчиком или нет. <…>
26 июня. Пройдя пять верст вдоль р. Аушир вверх по течению, мы подошли к ущелью, в самом начале которого среди довольно богатой зеленой окрестности находятся водопады, широкой струей они вылетают из отверстия отвесной скалы; тут же мазар, ущелье не шире Чили, это бойкая дорога в Алай; часто проезжают киргизы. Уголок, в общем, очень живописный, к сожалению, мы были стеснены во времени и спешили вернуться на стоянку. Синявский подъехал с большой помпой; мы стояли в стороне. Через минуту он сам быстро направился к нам на встречу и очень приветливо пригласил за стол. Он — огромный инженер вида очень симпатичного — познакомил нас со своей многочисленной семьей, стали пить чай и понемногу выхлопотали-таки Антипина; затем проболтали с его женой и детьми о всяких пустяках. После этого оседлали коней и с Антипиным и целой свитой киргизов торжественно выехали опять вниз по течению Аушир. Направились на запад, перевалили небольшое дефиле и скоро прибыли на ночлег в Ходжа-Арык, где и заночевали у проводника нашего султана Мурада, тоже Мираба. Старика отпустили, при этом он стащил пуд муки, что, к сожалению, открылось слишком поздно (Ходжа-Арык пять верст от стоянки). <…>
З0 июня. Двинулись по правому берегу Кизил-Су немного к западу, где имеется через нее что-то вроде моста. Могучий приток Аму-Дарьи, которая обязана ему своим цветом, имеет еще другое название — Сурхоб, т. е. «собирающая», и действительно масса рек, сбегающих с Алайского, Гиссарского и Заалайского хребтов, попадают в эту реку. Мы стали приближаться к ледяной стене Заалайского хребта. Кругом степь Алая; здесь только теперь весна, и все покрыто неизвестными у нас цветами. Небольшие речонки, стекающие с Заалайского хребта, мутны донельзя в противоположность речкам с Большого Алая, вода которых идеально чиста. Может быть, это потому, что речки Заалая стекают с северного склона, богатого осыпями, надвигами из глины. Восток и запад долины по-прежнему пропадали в тумане. Подъехав к отрогам хребта, мы стали подвигаться вдоль речки Тузлу-Су (соленая вода). Здесь — хищнические разработки довольно плохой каменной соли, имеющей местный сбыт, добыча ведется шайкой киргизов, глава которой напоминает какого-то евнуха семидесяти лет. Соль залегает в гипсоносных глинах красного и зеленого цветов, сильно загрязнена глиной и камушками. Отсюда мы, перевалив немного, стали ехать по речке Араш-Кунгей, сбегающей с Заалая. Дорога очень хорошая, речка течет относительно очень и очень спокойно. Ее пришлось перейти вброд и изрядно вымокнуть при этом, затем мы продолжаем путь ее правым берегом. Со всех сторон могучие великаны, закованные в лед. Но впереди лучше всего: там вырастают, упираясь прямо в синее небо, неизмеримо высокие, ослепительные горы Карате гина. Это начало хребта Петра Великого. Незаметно, по пологой тропе мы взбираемся на водораздельную точку перевала Терс-Агар; бесконечное множество ручьев сбегает со снегов; и долго нельзя даже заметить, в каком месте разделяются их падения. А гора Сондал все больше и больше закрывает небо впереди, вот Терс-Агар… Внезапно конец равнины, крутой обрыв вниз, и дикая картина вырастает перед нами. Где-то далеко внизу течет река, теряется все в мгле вечера, лес покрывает узкую долину, точно куча муравейников; за речкой стена Сондала, закрытого льдом почти с подошвы; несколько громадных ледников сползают с разных сторон. На востоке в тумане — горы Бухары и Афганистана, на западе — исполинский ледник Федченко. Лучшего вида я не знаю в Фергане, в темноте мы быстро спустились вниз по громадному спуску, в местность Алтын-мазар на слиянии Муксу и Саук-Сай (или Саук-Дара). Здесь находятся хищнические золотые промыслы. Внизу тоже удивительно хорошо, взошла луна, и горы стали мне казаться похожими на крымские крутые берега близ мыса Айя-Куруп — долина входила в море, а снега стали темно-синими от лунного света (пятьдесят пять верст от Дараута).
1 июля. Весь день мы провели в долине Муксу, не отрывая глаз от стены Сондал. Но занялись и делом: во-первых, отправились мыть золотой песок и намыли немного золота; затем я с М. П. отправились на место впадения Саук-Сая и там немного намыли. Там же мне попался зеленый минерал в валуне, при переходе Саук-Сая я едва не утонул; лошадь спасла. Дело было при въезде на крутой берег. Подробности опускаю. Затем я с В. А. нашли жилу кварца и роговых обманок, идущую вертикально среди каких-то зеленых сланцев, день был закончен хорошей дикой козой.
2 июля. Опять пришлось подняться на Терс-Агар (12 160 футов) и пуститься в обратный путь, попрощавшись с удивительными предгорьями Памира.
Несмотря на сильную усталость лошадей, мы проехали шестьдесят верст до Алайской долины, по которой затем поехали на восток вдоль Заалайского хребта до Ачик-Су — киргизской зимовки, где и переночевали. Удивительны желтые гвоздики с запахом настоящей ванили. Близ Терс-Агара я взял какой-то зеленый минерал. По дороге угощали котлетой и молочными продуктами яка. Все киргизы теперь на горах, а в Алае — «адам йок», что весьма печально.
3 июля. Лошади отказались служить нам: в этот день мы проехали только шесть верст вдоль предгорий Заалайского хребта все на восток, долина — море зелени, а Алайский хребет курится туманом. Переехали несколько шоколадных речек и решили отдохнуть один день в опустевшей зимовке. Вскоре, однако, из гор стал собираться народ, и для обеда расставили юрту и зарезали барана. В этом месте нас почему-то приняли за англичан, делающих секретную съемку. Уж не бывают ли действительно там англичане? При наших порядках все возможно.
4 июля. Бесконечная зеленая степь кругом, серая дымка скрывает горизонт востока. Мы мало-помалу удаляемся от Заалайского хребта, и он все лучше и лучше: пик Кауфмана громоздится теперь во всем страшном величии. Алайский хребет курится и синеет, ни души кругом — все тихо стоит веками.
А нам сегодня очень и очень нужны «адамы», ибо кто же нас переведет через свирепую Кизил-Су? Утонуть да еще в таком шоколаде — удовольствие небольшое. И мы во все глаза обыскиваем горизонты, в Алае просто: первых встречных киргизов мы поведем за собой, если только им не удастся удрать, что бывало неоднократно.
