Так стремятся к упрощению, приведению к уровню того, что все понимают, к тому, что понимают чиновники. Парализуют артистический самостоятельный поиск, и проблема общей культуры сокращается до признания социалистического настоящего и мертвого прошлого (следовательно, безвредного). Так родился советский реализм на основе искусства прошлого века.
Но реалистическое искусство XIX века тоже классовое искусство, возможно, более капиталистическое, чем декадентское искусство XX века, в котором выражен страх душевнобольного человека. В области культуры капитализм все отдал, и от него остался только зловонный труп, который обнаруживается в искусстве через современное упадничество. Но зачем искать в неподвижных формах социалистического реализма единственный подходящий рецепт?»
20 апреля 1965 года в конце дня, проведенного на резке тростника, Фидель отвечает журналистам, которые стремятся узнать, где находится команданте Че Гевара:
— Единственное, что я могу вам сказать по этому поводу, это то, что он всегда будет там, где наиболее необходим для Революции, и что наши личные отношения прекрасные. Я считаю его поездку по Африке очень полезной. Он также побывал в Китае с одной из наших делегаций. Он многогранен. Чрезвычайно острого ума. Один из наиболее совершенных руководителей, какие могут быть.
Это уже похоже на то, что знаменитый «многогранный» готовится сменить горизонты.
Кубинец улицы и полей ищет Че. Он не знает, что у команданте свидание со своей судьбой далеко от острова. Что он уже не той национальности…
По его поводу ходят самые различные и самые сумасшедшие слухи, особенно в Латинской Америке: Че убит в Сан-Доминго, он гниет в тюрьме, поспорив с Фиделем Кастро; он в доме для умалишенных в Мексике, в Куэрнаваке; его видели во Вьетнаме, в Перу или в Аргентине, где готовит герилью в своей собственной стране. По мнению лондонской Ивнинг Пост, он находится в Китае, а североамериканский Ньюс Рик утверждает, что ему заплатили русские, чтобы больше не говорить о нем. Южноамериканские правительства трясутся, у некоторых из них чемоданы уже наготове на случай, если приблизится страшилище. «Но что делает ЦРУ, которое позволяет безнаказано свирепствовать этой личности?» — спрашивают все более открыто во многих посольствах.
Страшные вопросы для матери Че. Она уже не живет в Буэнос-Айресе. Больше, чем рак, ее разъедает страх, что сын на этот раз в самом деле исчез и произошло самое худшее. Последнее письмо ее старшенького надорвало ей сердце. Слишком благоразумные слова, чтобы не скрывать что-то другое. Он утверждает, что ушел в поля сахарного тростника, чтобы поразмыслить, прежде чем отправиться с Гранадо на пять лет «поднять одно предприятие».
И она раздумывает. Слово «предприятие» ее пугает, для нее оно синоним герильи, вооруженной революции. Цифра пять напоминает ей о семи жизнях кошки, о которой он намекнул после Алегриа-дель-Пио. Пять, которые ему остаются, — если еще остаются, — не готов ли он сжечь их одним махом, чтобы дать возможность другим, обездоленным, освободиться? Она больше ничего не знает. Она хочет поговорить с ним по телефону. Но попадает на Алейду, которая успокаивает ее, как может, не давая никакой желаемой информации. Селия чувствует, что дни ее сочтены, она хочет увидеть сына около себя, прежде чем умереть. Разыскивает фотографии своих внуков, перечитывает надпись, которая фигурирует сзади одной из них: «Это Эрнесто, последний. С ним заканчивается воспроизводство». И снова ее пронизывает дрожь.
Ничто не мешает Селии предаваться мрачным мыслям. Она представляет своего сына падающим под пулями в Сан-Доминго. Она пишет ему письмо, которое он никогда не получит, так как предполагаемый посыльный не отправится на Кубу и оно останется в руках Рикардо Рохо, всегда близкого к их семье. Там можно прочитать: «…Я верю, что если ты делаешь то, о чем говорил, ты не будешь хорошим слугой мирового социализма. Если по каким-либо причинам для тебя закрыты дороги на Кубу, в Алжире есть господин Бен Белла, который будет благодарен тебе, если ты организуешь ему экономику, если ты поможешь ему это сделать, или еще господин Нкрума в Гане, который тоже был бы готов использовать твои услуги… Я была в восторге от семейных фотографий, они все восхитительны, даже если ни одна из твоих дочек не напоминает мне твое лицо или твое выражение…»
Селия Гевара де ла Серна умрет 19 мая 1965 года в возрасте пятидесяти семи лет. Спустя некоторое время после того, как была заключена в тюрьму за то, что является матерью Че. Эрнесто узнает о ее уходе позднее, в джунглях.
Сначала он успокаивает свою совесть. Он пишет родным, детям, Альберто, постоянному другу, и, конечно, Фиделю. Не Алейде, наперснице, которая уже знает все о его намерениях. Он пишет письма, для которых Фидель будет хранителем и который передаст их по назначению в желаемое время — на самом деле следующей осенью.
Родителям:
«Дорогие старики!
Вновь чувствую я своими пятками ребра Росинанта, снова пускаюсь в дорогу со своим щитом.
Десять лет тому назад я написал вам первое прощальное письмо. Помню, я жаловался, что не стал ни добрым солдатом, ни хорошим врачом, последнее меня больше не интересует, а как солдат я не столь уж и плох.
Ничего, по сути, не переменилось, разве что я стал немного умнее, мой марксизм пророс и очистился. Я верую в вооруженную борьбу как единственный выход для народов, борющихся за освобождение, и в своих воззрениях я последователен до конца. Многие назовут меня авантюристом, да я и есть авантюрист, но только из тех, кто сам рискует своей шкурой, чтобы доказать свою правоту.
Может быть, я пытаюсь доказать ее в последний раз. Я не ищу конца, но он логически возможен. Если это так, то я в последний раз обнимаю вас.
Я очень вас любил, только не умел выразить свою нежность. Я суров в своих поступках и думаю, вы не всегда меня понимали. Да, понять меня было нелегко, поверьте мне хоть сегодня.
Теперь воля, которую я в себе так любовно отшлифовал, будет передвигать мои слабые ноги и усталые легкие. Я заставлю их работать.
Вспоминайте иногда скромного кондотьера XX века. Поцелуйте Селию, Роберто, Хуана Мартина, Пототина, Беатрис, всех. Крепко обнимаю вас, ваш блудный и неисправимый сын.
Эрнесто».
Фиделю — письмо, которое последний огласит 3 октября 1965 года, в день, когда будет учрежден Центральный комитет партии:
«Фидель!
В этот момент я вспоминаю о многом, о том, как я познакомился с тобой в доме Марии Антонии, как ты мне предложил поехать с тобой, о всей напряженности подготовки. Однажды нас спросили, кому нужно сообщить в случае смерти, и нас поразила действительно реальная возможность такого исхода. Потом мы узнали, что это на самом деле так, что в революции (если она настоящая революция) или побеждают, или погибают. Многие пали на пути к победе.
