более энтузиастом, чем Линкольн, в вопросе распространения рабства на новые территории, хотя они могли бы разойтись во мнениях по поводу возвращения беглых рабов их хозяевам из "свободных" штатов. Ли уже продемонстрировал готовность преследовать "собственность" своих рабов и добиваться ее возвращения - право, подкрепленное решением Дреда Скотта, но против которого, несомненно, выступил бы Линкольн. Поднявшаяся страсть южан к правам штатов была темой, к которой Ли, как и Линкольн, подходил с осторожностью, поскольку, помимо экономических вопросов, единственными правами, которые действительно оспаривались, были возвращение беглых рабов и распространение рабства на новые территории на западе. Практически все остальные претензии южных штатов к федеральному правительству можно было бы согласовать при наличии минимальной доброй воли с обеих сторон, но тема рабства поляризовала страну по обе стороны вопроса до такой степени, что разговоры об отделении быстро стали бы реальностью. Такая перспектива тревожила Ли не меньше, чем Линкольна - оба хотели сохранить Союз, но Ли не допускал никаких угроз силой принудить южные штаты. Это была небольшая трещина в прочности его верности Союзу, но она должна была иметь огромные последствия, как для него, так и для Соединенных Штатов.
Важно понимать, что Ли шел к отделению неохотно, с бесконечными сомнениями и грустью, но с твердой чертой в голове, которую он не хотел или не мог переступить. Он не был солидарен с ликующими толпами, призывавшими к отделению, когда стало ясно, что Линкольн победил на президентских выборах 6 ноября 1860 года; он также не желал отказываться от звания в армии США, которого он так долго добивался. Кроме того, он был виргинцем, родился в поместье, которое часто посещал Джордж Вашингтон; он вырос в городе, где Джордж Вашингтон боготворил и посещал масонскую ложу; его сын владел домом, в котором Джордж Вашингтон ухаживал за своей женой Мартой. Федеральное правительство не было для Ли далекой абстракцией: от его дома до военного министерства было рукой подать. Ли было бы нелегко воспринимать это правительство как врага.
Через четыре дня после избрания Линкольна законодательное собрание штата Южная Каролина "выступило с призывом к съезду, чтобы вывести штат из состава Союза". В Техасе Ли увидел, как флаг Техасской республики "Одинокая звезда" заменил "Звезды и полосы" - флаг Союза. Это было, как он писал Кэстису, "конвульсией", которую он не мог одобрить. Уже было ясно, что Техас отделится, несмотря на противодействие губернатора Сэма Хьюстона, который, будучи изгнанным с поста, сказал разъяренной толпе: "Позвольте мне рассказать вам, что нас ждет. Пожертвовав бесчисленными миллионами сокровищ и сотнями тысяч жизней, вы можете завоевать независимость Юга, если Бог не будет против вас, но я сомневаюсь в этом. . . . Север полон решимости сохранить Союз. Они не такие вспыльчивые и импульсивные люди, как вы, потому что живут в более холодном климате. Но когда они начинают двигаться в заданном направлении, они движутся с неуклонной динамикой и настойчивостью могучей лавины". Хьюстон выразил то, чего уже опасался Ли. Задолго до отстранения Хьюстона от должности Ли писал Кэстису: "Я надеюсь, однако, что мудрость и патриотизм страны придумают какой-нибудь способ спасти его. . . . Три предложения [уходящего] президента Бьюкенена в высшей степени справедливы". Он сомневался, что план Бьюкенена одержит верх, но добавил: "Однако это моя единственная надежда на сохранение Союза, и я буду держаться за нее до последнего. . . . Хотя я хочу делать то, что правильно, я не желаю делать то, что неправильно, ни по указке Юга, ни по указке Севера". Один из их планов, похоже, заключается в возобновлении работорговли. Я против этого по всем пунктам".
Хотя были предприняты огромные усилия, чтобы отмежевать Ли от темы рабства, примечательно, что три "предложения" Бьюкенена, на которые он ссылался как на "единственную надежду на сохранение Союза", все связаны с рабством: (1) признание "права собственности на рабов" в тех штатах, где оно существовало "или может существовать в будущем" - последние четыре слова многие северяне расценили бы как приглашение к расширению рабства; (2) "обязанность" "защищать это право на территориях" - именно то, против чего боролись аболиционисты в Канзасе; и (3) "исполнение законов о беглых рабах с объявлением неконституционности законов штатов, изменяющих их", что означало принуждение федерального правительства к рабству в северных штатах. Ли не думал, что "северные и западные штаты [согласятся]" с этими предложениями, и он был абсолютно прав, но тем, кто полагает, что его единственной заботой было вооруженное принуждение южных штатов федеральным правительством, следует учесть, что еще 14 декабря 1860 года он написал Кустису, служившему тогда в военном министерстве, о своей уверенности в том, что принятие на национальном уровне трех предложений Бьюкенена о рабстве - единственный путь к спасению Союза.
Поскольку Ли никогда бы не стал лукавить - и в первую очередь перед собственным сыном, - общепринятое представление о нем как о равнодушном или противнике рабства не совсем верно. Возможно, оно ему и не нравилось - его личный опыт рабства в широких масштабах был по большей части нерадостным, - но он понимал, что институт рабства - центральный политический вопрос для всех южан и что любое вмешательство северян сделает всех южан гражданами второго сорта, а также разрушит социальную структуру и устои Юга.
Ли также отвергал для себя любую автоматическую поддержку "южного национализма", описывая "Хлопковые штаты" в терминах, которые для него действительно очень сильны, и возражая против их попыток принудить "Пограничные штаты" в тех же выражениях, в каких он возражал против попыток северян принудить Виргинию. То, что он был против возобновления работорговли (он имел в виду работорговлю через Атлантику из Африки, а не внутреннюю работорговлю в Соединенных Штатах), вряд ли удивительно. Почти все были против, и в любом случае британский королевский флот с 1807 года предпринимал энергичные действия против невольничьих судов, считая их капитанов и команды пиратами.
В конечном итоге Ли выступал против любых попыток диктовать радикальные изменения статус-кво на Юге. Его позиция, что неудивительно, была позицией виргинского социального консерватора, как и у большинства членов его семьи, * хотя, в отличие от многих радикальных южных поджигателей войны, он предпочитал сохранить Союз в целостности, как из собственных интересов в качестве офицера армии США, так и из патриотизма. Тем не менее, он уже не испытывал оптимизма по поводу того, что Союз не будет разорван, и предчувствовал, что может принести будущее, поскольку посоветовал Кэстису "держаться за специи", то есть за валюту Соединенных Штатов - разумный совет, учитывая быстрое
