Неподалеку от Пастера стояли Шамберлен и Ру, рядом с ними — сам Буррель. Никто не промолвил ни слова. Все трое были потрясены величием этого больного, физически немощного человека, величием, которого он сам не сознавал.
И в эти минуты и Ру и Шамберлен забывали, что они-то сами столько раз проявляли такое же величие.
Эти люди были не просто учеными, не просто исследователями, все они — и Пастер и его ученики — были подвижниками, людьми великой храбрости и самоотвержения.
Их каждодневный подвиг оставался невознагражденным: возбудитель бешенства не давался в руки. Кроликов заражали, но очень трудно было следить за развитием болезни — инкубационный период оставался очень длительным, и иногда приходилось ждать результатов прививки по нескольку месяцев.
Тогда Пастер решил поискать возбудителя водобоязни в крови больных животных, хотя почти все исследователи утверждали, что кровь совершенно невирулентна. Заражение кровью лабораторных животных иногда удавалось, иногда нет — так же, впрочем, как и заражение слюной. Исследования под микроскопом тоже не принесли результатов — возбудителя не было. Все усилия оказались бесплодными, и в лаборатории Пастера волнение то и дело сменялось унынием, надежды — отчаянием.
У кого угодно опустились бы руки от такого количества неудач, кто угодно мог бы сделать вывод, что никакого микроба бешенства вовсе не существует на свете. Кто угодно, но не Пастер.
Наступил день, когда он перестал искать неуловимого микроба. Не было смысла тратить время на заведомые неудачи. Время было дорого — ученый чувствовал себя безмерно усталым, старым и больным. Волосы его совсем поседели, бессонница стала привычным состоянием, головные боли все чаще мучили, особенно по ночам, после утомительного, беспросветного дня, не принесшего никакой радости.
Почему невозможно найти этот возбудитель, когда до сих пор ему всегда удавалось находить их? В чем тут тайна? Ведь он-то наверняка знает, что болезнь инфекционная, а стало быть, вызывается она микроорганизмом.
Он мучился этими вопросами и не находил ответа.
Он мог мучиться еще сколько угодно времени, до конца своей жизни, который был уже не за горами. Он мог искать все оставшиеся ему годы. Он все равно не обнаружил бы ничего. Хотя микроб был и именно он являлся возбудителем водобоязни.
Микроб этот оказался фильтрующимся вирусом, о котором ни Пастер, ни один человек на земле в то время понятия не имели. Фильтрующиеся вирусы были открыты русским ботаником Д. И. Ивановским в 1892 году. Фильтруемость вируса бешенства удалось установить только в 1903 году.
Обнаружить мельчайшее существо, субмикроскопических размеров, Пастер не мог физически — не было таких приборов, которые помогли бы ему, не было технической возможности даже предположить такие ничтожные размеры живого существа.
И Пастер махнул рукой на микроба. Но не на создание вакцины.
— Вот что, друзья, — сказал он однажды, собрав всех сотрудников лаборатории, — надо искать обходных путей, раз прямая дорога нам закрыта. Будем искать вместилище яда, найдем и превратим яд в противоядие. Вовсе не обязательно нам видеть возбудителя болезни — важно знать, что он существует, и установить, где именно обитает. Мы будем выделять этот яд, не думая о том, как он мог бы выглядеть под микроскопом, если бы нам удалось его увидеть. В этом есть даже некоторая доля поэзии: пусть наша незнакомка так и останется незнакомкой, лишь бы она полюбила нас…
Не так-то просто было найти эту «незнакомку», не видя ее. Но так как задача была ясна, направление твердо установлено, исследователи повеселели и пошли искать окольные пути к сердцу «незнакомки».
Опять все начали с самого начала — с наблюдений за бешеными животными. Наблюдали, накопляли факты, и все яснее становилась затемненная до тех пор картина. Путеводная нить в поисках вместилища заразы у наших исследователей была. Очень, правда, тоненькая, очень предположительная, но все-таки она давала определенное направление их мыслям.
Давно уже высказывалось мнение, что вирус бешенства поражает нервную систему. Была даже попытка построить на основании этого мнения целую теорию, но ее не удалось подкрепить экспериментальными данными.
В лаборатории Пастера наблюдали за проявлениями бешенства у больных животных и все больше склонялись к тому, что высказанное когда-то мнение правильно. Больная собака сначала просто возбуждена, потом у нее начинаются приступы исступления. Значит, тут имеет место поражение коры головного мозга. Животное теряет голос, у него затрудняется глотание — значит, поражен и продолговатый мозг и отходящие от него нервы. Наконец наступает паралич — значит, поражается и спинной и головной мозг.
Наблюдать, между прочим, было тоже нелегко: бешеных собак в тот год мало попадалось в Париже, заболевших водобоязнью людей — и того меньше. Необходимо было как можно скорее научиться прививать болезнь лабораторным животным, и прививать так, чтобы они заболевали быстро и наверняка и чтобы скрытый период болезни длился всего несколько дней.
Стали прививать мозговое вещество под кожу здоровым животным. Они довольно часто заболевали, но иногда прививка на них не действовала; инкубационный период оставался таким же неопределенно долгим, как и при прививке слюны и крови.
Подкожное заражение мозговым веществом отвергли за негодностью.
— Очевидно, яд бешенства начинает проявлять себя во всю силу только тогда, когда достигает центральной нервной системы, — сделал Пастер вывод, — а пока он достигнет ее, проходят недели и месяцы, и никаких патологических явлений при этом не наступает. Вот чем объясняется такой длительный инкубационный период. Нам нужно его укоротить. А для этого нужно укоротить путь яда… Незачем вводить его под кожу и ждать, пока он доберется до мозга, — будем вводить его непосредственно в мозг.
В мозг так в мозг! Искусный хирург для трепанаций черепа есть — у доктора Ру золотые руки. Материал для прививок тоже нетрудно добыть — взять его из мозга погибшей бешеной собаки. Можно приступать к этому новому интересному этапу исследований.
Но Пастер почему-то тянул с первой трепанацией. Придумывал всякие предлоги, долго перебирал собак. Сотрудники лаборатории пожимали плечами: в чем дело, что случилось с шефом? Обыкновенно после того, как опыт был тщательно продуман и обсужден, его тотчас же приводили в исполнение. Что мешает на этот раз?
Мешала доброта Пастера. Он спокойно присутствовал при уколах под кожу; хотя стоило животному издать звук, похожий на стон, как он немедленно начинал ласкать его, говоря при этом самые нежные слова. Но трепанация черепа?! Это же варварская операция! Так мучить животное, которое после этого станет навеки искалеченным, он не мог решиться! И зная, что опыт все равно придется проводить, он старался как можно дальше отодвинуть эту неизбежную жестокость по отношению к невинному животному, которое заранее оплакивал.
