Уже месяц прошел с начала боев на Теруэльском выступе, но Теруэль по-прежнему приковывал внимание противоборствующих сторон.
16 января генерал Рохо вызвал на свой КП командиров 20-го и 22-го армейских корпусов, соединениям которых на следующий день предстояло ударом вдоль железной дороги Теруэль — Каламоча вновь овладеть Конкудом. Здесь же находились и представители воздушных сил.
Когда были решены вопросы организации боя, Рохо, встав из-за стола, подошел к Еременко и поблагодарил сеньора Арагона от себя и бойцов республиканской армии за его вклад в борьбу испанского народа с фашизмом.
— Вы уезжаете от нас Героем Советского Союза, а мы считаем вас и ваших товарищей героями неба Испании, — пожимая руку Еременко, сказал генерал.
Так неожиданно Степанов узнал об отъезде Ивана Трофимовича на Родину и о назначении вместо него приехавшего из Советского Союза Василия Катрова…
После совещания испанские офицеры окружили «камарада Арагона». Крепкие рукопожатия, добрые пожелания… А Евгению Иван Трофимович сказал по-испански:
— Адьо, керидо амиго! Прощай, дорогой друг!
— Фелис бьяхэ! Счастливого пути!
— Завтра последний раз иду в бой, — вздохнул Еременко.
Подошли Птухин, Агальцов и Усатый.
— Оба комиссара едут к тебе в группу, Евгений. А Иван Трофимович, наверное, о завтрашнем вылете толкует? Ох и дался ему этот вылет, — улыбнулся Птухин.
— Да разреши ты человеку в последний раз в бой слетать, — вступился за Еременко Агальцов. Его поддержал Усатый.
— Ладно, ладно! Сдаюсь, — поднял руки генерал. — Но пока забираю сеньора Арагона на Харику. Ведь меня там Аржанухин и Александровская живьем съедят, если он с ними не попрощается.
Рассвет 17 января выдался на редкость тихим. Холодное солнце медленно поднималось над горами До аэродромов глухо доносилась не смолкавшая в районе Теруэля артиллерийская канонада.
Более часа назад Дуарте, Ороско и Рекалде ушли в разведывательный полет. С минуты на минуту патруль должен был вернуться на Эльторо. В тревожном ожидании Евгений Степанов, Никита Сюсюкалов и Леопольд Моркиляс стояли у самолета Хуана Комаса, прилетевшего на Баракас для получения задачи. С соседних аэродромов к Теруэлю уже ушли истребительные эскадрильи «москас» во главе с Еременко. Но «чатос», находившиеся в готовности номер один, по-прежнему ожидали сигнала. Затянувшееся отсутствие патруля настораживало.
Никто на Эльторо и Баракасе еще не знал, что Дуарте, Ороско и Рекалде, возвращавшиеся после выполнения задания, недалеко от линии фронта столкнулись с «мессершмиттами».
Силы были неравные, и республиканским истребителям пришлось нелегко. Лобовой атакой «чатос» все-таки пробили себе путь, но Мануэль Ороско был отсечен от товарищей. Семерка фашистов зажала его в огненные тиски, остальные бросились вдогонку за двумя другими республиканскими истребителями. Молодой пилот не растерялся. Чувствуя, что ему на своей подбитой машине против «мессеров» долго не продержаться, он решил дорого отдать свою жизнь. Бросившись на один из фашистских истребителей, он нижним крылом своего «чато» рубанул врага. «Мессершмитт» упал на скалы, но и самолет Мануэля был поврежден. Правое нижнее крыло, словно отрезанное в полуметре от фюзеляжа, держалось чудом Внизу были фашисты, и Ороско не стал прыгать. Да и оставить деформировавшуюся от удара кабину не представляло возможности Теряя высоту, «чато» все-таки летел. Самолет низко прошел над линией боевого соприкосновения. Ороско видел, как республиканские бойцы машут ему руками, оружием, головными уборами, но в ответ он не мог качнуть им крыльями своего истреби геля: машина еле-еле держалась в воздухе. Испанец упорно шел к своему аэродрому. И долетел. Как сквозь туман, увидел он мчавшуюся к месту посадки его самолета машину, бегущих по летному полю людей.
Возвращение Ороско видели с Баракаса все летчики. В тот же момент три эскадрильи группы Евгения Степанова были подняты в воздух.
На высоте четыре тысячи метров «чатос» подошли к Теруэлю, где уже кипел воздушный бой. Более ста республиканских и фашистских самолетов участвовали в нем.
Степанов качнул крыльями истребителя: «Иду в атаку!» Прорвавшись сквозь зенитный огонь, «чатос» ударили по фашистам..
В разгаре боя Евгений Степанов увидел, что один «чато» отбивается сразу от трех «фиатов», а сверху на него несутся «мессер» и еще один «фиат». Степанов ввел свой истребитель в пике. Догнав «фиата», он всадил в него короткую очередь. «Мессер» на миг отскочил в сторону. Но только на миг. Потянув за собой тонкую струйку дыма, «фиат» тоже бросился к окруженному фашистами республиканскому истребителю.
Подойдя ближе, Евгений увидел, что в беде находится Том Добиаш. Лобовой атакой Степанов сбил с курса подкравшийся к австрийцу фашистский истребитель. А Добиаш успел всадить в ринувшегося на него «мессера» пулеметную очередь. Но вспыхнул и его «чато», и Добиаш стал выходить из боя. На помощь ему подошли Короуз и Горохов. А Евгений Степанов устремился за «фиатом», который пытался добить авсгрийца.
«Фиат» повернул к Кауде, и сразу, отсекая Степанова от преследуемого им фашиста, остервенело забили зенитки. На огромной скорости «чато» несся сквозь грозящее смертью небо. В прицеле — самолет врага. Фашист, видимо, почувствовал это. Он метнулся в сторону. Но очереди пулемета все же досгали его. «Готов», — успел подумать Евгений, намереваясь тут же уйти на высоту…
Ослепительно яркая вспышка преградила ему дорогу. Тугая волна горячего воздуха ударила в лицо. Евгений почувствовал ноющую боль во всем теле и невольно закрыл глаза. Словно обручем, сдавило виски. Ему показалось, что он проваливаегся в темную пустоту.
Когда вернулось сознание, Степанов в первое мгновениеничего не мог понять. В глазах мелькали разноцветные пятна. Он почувствовал, что «чато» беспорядочно кувыркается в воздухе. «Сбит. Сбит зениткой», — стучало в голове.
Пытаясь вывести истребитель в горизонтальный полет, летчик потянул на себя ручку управления. Но она свободно поддалась. Значит, перебиты тросы.
С каждым витком терялась спасительная высота. А Степанов, уже поняв, что нужно покинуть ставший неуправляемым самолет, медлил. Расстегнув замок привязаных ремней, он лег на борт кабины. Внизу белым кругом вертелась земля. С большим усилием Евгений оторвался от самолета.
Мелькнул борт истребителя с белой шестеркой. Степанова закрутило, и он с трудом поймал вытяжное кольцо. Рывок. Резко затормозилось падение, и летчик повис под куполом парашюта.
Оглушительно рвались зенитные снаряды, свистели осколки. Евгений ощутил резкие толчки. Поднял голову: сверху бессильно свисали несколько строп, разрезанных осколками. Купол принял неправильную форму, но все-таки держал пилота.
