О том, как Леваневский разбил свою машину, перелетая через Берингов пролив, над которым почти никогда не бывает ясной и тихой погоды, мы уже рассказывали.
В это время Ляпидевский уже не летал. Он сидел где-то в тундре на «вынужденной».
На льдину никто больше не прилетал.
Челюскинцы даже сложили и распевали такую шутливую частушку:
Самолеты, самолеты,
Где же ваши перелеты?
Самолетов не видать,
Надоело ожидать…
В полет собрался Слепнев.
Советским авиаторам самолеты «Флейстер» были незнакомы, но им приходилось встречаться кое с чем похожим. После двух-трех пробных полетов, во время которых американские пилоты познакомили советских с управлением машины, Слепнев решил действовать самостоятельно. И здесь ему очень помог опыт, полученный в Высшей авиационной школе.
Приказав погрузить в пассажирскую кабину для балласта мешки с песком, Маврикий начал выруливать на старт. Многочисленные фотокорреспонденты и кинооператоры, всюду сопровождавшие наших летчиков со дня их вступления на американскую землю, как по команде побежали куда-то в конец поля. Позже Сленев рассказывал:
– Я ничего не понял и очень удивился. Куда это, думаю, они все ринулись? Полет прошел нормально, а когда я приземлился, то первым делом спросил, куда это помчалась вся кинофотобратия перед взлетом? А мне так спокойненько отвечают: они побежали туда, где, по их расчетам, вы должны были упасть. Ну и ну, думаю, ничего! А в это время какой-то самый нахальный из них подходит и спрашивает: «Командор Слепнев, как вам понравилась наша машина, наверное, вам не приходилось на таких летать?» Почему, говорю, не приходилось, у нас тоже такие кое-где еще остались… на окраинах! Сбил с них наглость немножко…
Из маленького городка Нома на Аляске Слепнев стартовал к людям на льдине.
Его провожал весь город. Муниципалитет преподнес «совьет пайлот» звездно-полосатый американский флаг. Старик-капитан Томас Росс произнес речь о дружбе двух великих народов.
Над Беринговым проливом стоял туман.
В радиограммах из лагеря Шмидта пилота просили не рисковать, переждать непогоду – туман и пургу.
Но ждать ясного неба над проклятым проливом Слепнев не мог, не хотел.
Он приказал своему механику американцу Биллю Лавери запускать мотор. Механику – двадцать один год и родился он тогда, когда Маврикий Слепнев впервые взял в руки штурвал воздушной машины.
Тяжело нагруженный «Флейстер» вздрогнул и пошел на взлет. Курс – норд, на Ванкарем!
Самолет набрал высоту три тысячи метров и шел над битым льдом. Но скоро пролив заволокло туманом. На втором часу полета стали давить облака, машина тяжелела, стекла начали покрываться наледью.
Берингов пролив оставался позади, впереди – обледенение и наверняка катастрофа. Пилот не имел права рисковать – его самолет с нетерпением ждали на льдине. И он, развернув машину на сто восемьдесят градусов, снова пересекает Берингов пролив в обратном направлении. В четвертый раз Слепнев совершает неудачный прыжок через пролив. Пришлось возвращаться.
Самолет приземлился в городке Теллор. Эскимосы подкатили на салазках бидоны с бензином. Механик прикрепил к фюзеляжу красный флаг с серпом и молотом.
Рано утром «Флейстер» снова поднялся в небо и лег на курс норд.
На этот раз «командор» Слепнев одолел Берингов пролив.
Он добрался до Уэллена, дальше не пустил туман.
Пролетев затем до Ванкарема, лётчик взял на борт восемь кудлатых псов: без ездовых собак на Севере не обойдешься, даже на льдине. Новый «аэродром» челюскинцев находился в четырех километрах от поселка, и перебрасывать грузы на такое расстояние нелегко.
Слепнев оставил механика Лавери в Ванкареме. С машиной он уже и сам хорошо освоился.
И вот самолет в воздухе, на последнем этапе пути. Внизу – бело-синяя хаотическая равнина, трещины, нагромождения льдов. Набегают клочья тумана. Несколько раз Слепнев, как и все мы, становился жертвой зрительного обмана, волновался при виде обманчивых теней от вертикально стоящих льдин. На тридцать шестой минуте полета впереди, чуть правее курса, показался столб дыма.
Вот и лагерь.
Слепнев делает круг и видит на сигнальной вышке родной красный флаг.
Вот он – подвиг, к которому привела дорога жизни летчика Слепнева.
Машина коснулась маленькой ледяной площадки и с грохотом помчалась по жестким застругам. Впереди стена торосов. «Гроб машине», – мелькнуло в голове. лётчик выключил мотор, резко отвернул самолет от прямого удара и все же хвостом задел ледяную глыбу. Толчок… и все затихло.
Слепнев как пуля выскочил из кабины, осмотрел хвост, успокоился – небольшие повреждения, можно исправить на месте.
К самолету бежали люди, следом спешил Шмидт. Слепнев бросился к нему навстречу:
– Поверите, Отто Юльевич, я сделал все, что мог…
– Даже больше, чем могли! – улыбнулся руководитель челюскинцев, кивнув на поврежденный хвост.
Машину ремонтировали три дня. Челюскинцы работали вместе с летчиком. Они безмерно радовались прилету на льдину второго самолета. С тех пор как здесь побывал Ляпидевский, прошел месяц и два дня.
Самолет готов, и Слепнев отвозит в Ванкарем пять челюскинцев и аккумуляторы на зарядку. Больше ему не довелось слетать на льдину. Он получил другое ответственное задание.
Только один раз была нарушена очередность эвакуации челюскинцев. Шмидт, верный старой морской традиции, хотел покинуть ледовый лагерь последним. Но ему пришлось улетать не сто четвертым, а семьдесят пятым. Он простудился и тяжело заболел.
Из Москвы распорядились срочно доставить товарища Шмидта в ближайшую больницу. Но самое ближнее медицинское учреждение находилось на чужой земле, в Номе. Туда и повел Слепнев свой самолет, на борту которого находились больной Шмидт, сопровождавший его Ушаков и возвращавшиеся на родину механики Армстидти Лавери.
В воздухе его «Флейстер» повстречался с моим самолетом. Мы поприветствовали друг друга покачиванием крыльев.
В седьмой раз Маврикий Слепнев соединил воздушным мостом два континента.
В Номе старый капитан Томас Росс встретил гостей из СССР как ни в чем не бывало:
– Со счастливым прибытием, джентльмены. Как поживаете, командор Слепнев?
На следующее утро капитан пришел пожать руку Слепневу:
– Я узнал вести из России. Изумительно и прекрасно! Поздравляю вас, сэр!
В радиограмме за подписями руководителей партии и правительства говорилось:
«Восхищены вашей героической работой по спасению челюскинцев…»
…Слепнев рассказывал мне, как после торжественной встречи челюскинцев в Москве он приехал в родную деревню.
