свои документы патрулю, велел задержать этого пассажира и он действительно оказался немецким шпионом.
И вот я, сидя за чаем после беседы с Жоржем, на волне тогдашних разговоров о разведчике Абеле, рассказываю этот эпизод Людмиле Александровне. А она мне и говорит: «А я вот тоже провожала Жоржа в каком-то эшелоне, и он через Москву шёл…». И я представил, что в 1939 году она провожала Жоржа на какой-то московской станции, через которую проходят поезда «насквозь»…
Голос В. И. Кузина. Ну, например, «Каланчёвская»…
А. Ж. Да, там или где-то у Рижского вокзала… Много в Москве таких товарных станций. И погрузка эшелонов происходила там… И я вот теперь ощущаю мистичность этого замечания, вот тебе твой «жгут истории» – я рассказал ей об Абеле, а она вспомнила, как провожала в армию Жоржа в эшелоне, проходившем или формировавшемся на московской «сквозной» станции… Ей, вероятно, сообщили и она пришла прощаться к эшелону… При этом Жорж сидел за столом, слушал наш разговор с Людмилой Александровной об Абеле и этих проводах, но он не произнёс ни слова. Мистика непрерывная…
Ю. Л. А что это за история с экзаменом, о которой ты вспомнил во время нашей беседы с Василием Ильичём?
А. Ж. А! Это связано с Отделом кадров. Жорж, если чего и боялся в институте, то это был Отдел кадров. Но «боялся» – это сильно сказано. Он был выше этого. А вот многие другие действительно очень боялись внимания этого отдела. И случилась такая ситуация. Дочка одной «высокопоставленной сотрудницы» Отдела кадров должна была сдавать экзамен по КИПам Жоржу. И она понимала, что знаний по предмету ей явно не хватает. А Коваля пройти «просто так» было нельзя. Нужно было что-то знать!
Голос В. И. Кузина. Это было году в 69 или 70…
А. Ж. Может быть… И чтобы «обойти» Жоржа стали давить на Вадима Фёдоровича Строганова. А он боялся Отдела кадров как огня! Были у него какие-то неувязки в анкете, где-то имя его перепутали – написали имя «Владимир», а это было связано с работой на номерном заводе в Электростали, и его таскали по разным инстанциям – всё выясняли, чей он шпион! И он, когда к нему обратились из Отдела кадров, конечно же, согласился «помочь». Но проблема оставалась – «на раздаче» экзамена сидел сам Жорж и он решал, какой студент пойдёт к какому преподавателю. И Вадим Фёдорович сказал, что он сделает всё, что в его возможностях, если эта студентка попадёт к нему. Но попадёт ли она к нему, решает не он, а Жорж. И вот что придумали в Отделе кадров. Ты помнишь телефон на кафедре?
Ю. Л. Да, конечно помню!
А. Ж. Так вот. После начала экзаменов прибегает в аудиторию, где сидели студенты и Жорж, кто-то из лаборанток и говорит: «Жорж Абрамович, Вас к телефону!». А телефон, как ты помнишь, на кафедре, в коридоре. Жорж сердито говорит: «Какой телефон? У меня экзамен! Я не могу уйти!». А ему объясняют: «Жорж Абрамович! Это что-то важное, там такой женский голос… Чуть ли не плачет…». И Жорж покряхтел, но к телефону пошёл. И потом он сам рассказывал (этого ведь не слышал никто, кроме него самого!), что этот голос говорит ему: «Милый Жорж! Я тебя не видела 20 лет… Ты меня не помнишь, но поверь, мне важно видеть тебя… И сейчас у меня совсем нет времени, я в Москве проездом. Вот смогла добраться только до метро «Новослободская». Не мог бы ты подойти хоть на пять минут?..». И недоумевающий Жорж одел шляпу и пальто и отправился к «Новослободской». Минут двадцать ходил он между колонн, никого не встретил, а потом вернулся в институт. А в это время управление экзаменом вынуждено осуществлял Вадим Фёдорович, экзамен у дочки этой он, конечно, принял, и нужный балл ей поставил. Когда Жорж вернулся в аудиторию, то всё понял. Но никакого скандала не случилось. Жорж был человеком самокритичным. Всё произошедшее нужно было объяснить окружающим, и он это сделал. Может быть, поделился с Фурмер, а от неё узнал Гришин… Ведь того, что было сказано по телефону, никто, кроме Жоржа не слышал! Я же слышал изложение этой истории и от Вадима Фёдоровича (в повествовательной тонкой манере) и в гротескном изложении Льва Гришина. А сам Жорж к своим промахам относился спокойно и с иронией…
Что же касается таких студентов, то, конечно, их всегда хватало… Причём всяких детей, племянников и просто «знакомых» у «общих отделов» было гораздо больше, чем у профессуры…
Ю. Л. А теперь вопрос, связанный с твоим докладом на Торжественном заседании…
А. Ж. Не очень он получился хорошо. Колесников всё время торопил, и доклад получился рваным…
Ю. Л. Так вот. В своём докладе ты показывал один документ, который оказался для меня очень интересным. Я имею в виду выписку из военного билета Жоржа, согласно которой он служил в армии переводчиком… Это у меня вызвало недоумение. Дело в том, что в подлиннике военного билета стоит другая специальность – стрелок! И когда я рассмотрел эту запись под лупой, то увидел, что она сделана по соскобленному месту. Твоя выписка относится, как ты показал, к 1956 году. Так что долгое время после окончания службы он был «переводчиком», а потом его сделали «стрелком»! Я думаю, что это было сделано в 1989 году, когда его оформляли как ветерана и участника войны.
А. Ж. Тут интересно вот что. В военном билете указан номер воинской части. А я знаю, что есть в Министерстве Обороны списки частей, принимавших участие в войне. Мне довелось видеть их по войне финской. Так там есть всё – и части боевые, и военторги и даже сберкассы! И если человек хоть день числился в такой части, он признаётся ветераном. Нужно бы найти такой список по Великой Отечественной и посмотреть – есть ли в них номер части Жоржа… [269]
Вообще с документами много путаницы… Вот Лота пишет, что Жорж был принят в аспирантуру без экзаменов…
Ю. Л. Да нет, с экзаменами!
А. Ж. Ты же сам первый раскопал аспирантское дело Жоржа…
Ю. Л. А там лежат экзаменационные листы приема в аспирантуру!
А. Ж. А ещё скажу, что мы с Натальей Денисовой нашли документы о Фастовском – руководителе Жоржа в ВЭИ, где он работал по распределению после института. Фантастическая личность! Потом он стал доктором, лауреатом и прочая и прочая…
Ю. Л. О ВЭИ и чудесах… Есть
