С космонавтом товарищем Гагариным установлена и поддерживается двусторонняя радиосвязь. Частоты бортовых коротковолновых передатчиков составляют 9,018 мегагерца и 20,006 мегагерца, а в диапазоне ультракоротких волн 143,625 мегагерца. С помощью радиометрической и телевизионной систем производится наблюдение за состоянием космонавта в полете.
Период выведения корабля-спутника «Восток» на орбиту космонавт товарищ Гагарин перенес удовлетворительно и в настоящее время чувствует себя хорошо. Системы, обеспечивающие необходимые жизненные условия в кабине корабля-спутника, функционируют нормально.
Полет корабля-спутника «Восток» с пилотом-космонавтом товарищем Гагариным на орбите продолжается...»
День этот, 12 апреля 1961 года, пришелся на среду. Для нас, родных Юрия Алексеевича, он начинался так же, как начинались десятки других, будничных дней в году. И конечно же очень скоро стерлось бы в памяти всякое воспоминание о нем, как стираются без остатка воспоминания о других, ничем не примечательных днях, если бы не полет «Востока».
О том, что корабль-спутник пилотирует летчик-космонавт Юрий Алексеевич Гагарин, мы узнали неожиданно, при совершенно различных обстоятельствах.
Вот теперь и хочется мне припомнить подробности того апрельского дня, рассказать, как мы, родные и близкие Юры, восприняли весть о его полете в космос. Начну с себя.
Стрелки на часах показывали что-то около пяти.
Я поднялся, заварил чай покрепче и, пока умывался, одевался, завтракал пока, невесело размышлял о том, что обстоятельства складываются, как говорится, хуже некуда. Наше автохозяйство готовило колонну машин для поездки на целину, на весенние посевные работы. Мне тоже предстояло ехать в группе других водителей, уже и направление получено, и командировочные выписаны. Но тут — ах как некстати! — занемогла Маша.
На целину поехать мне очень хотелось, но как оставить дома больную жену? У шофера в дороге главное — нервы, хорошее настроение. А если падает оно на нуль, как падает стрелка на спидометре, когда кончается бензин, тут и гладкая дорога может бедой обернуться.
Позавтракав, я вышел на улицу и столкнулся с отцом.
— Что это ты ни свет ни заря вскочил? — удивился он.
— Да так, заботы. А ты?
— В Клушино иду.
В Клушине бригада гжатских плотников, руководимая отцом, строила новый клуб.
— Далеко пешком-то. Бездорожье сейчас.
— Доковыляю как-нибудь.
Топор и кожаные рукавицы у него заткнуты за солдатский ремень, перепоясавший старенькую телогрейку, шапка-ушанка на глаза надвинута.
Мы выкурили по папиросе и, пожелав друг другу удачи, разошлись. Было еще сумеречно, морозец обжигал щеки, и дорога, застекленная корочкой льда, хрупко крошилась под ногами. «Тумана нет, ветра тоже нет,— мимолетно промелькнуло во мне,— значит, день удастся солнечный».
От чаю ли, недавно выпитого, от быстрой ли ходьбы, но разогрелся я и повеселел. Подумалось, что выезжать дня через три-четыре предстоит, а то и через неделю, и что Маша к тому времени, должно быть, поправится. Не может быть, чтобы не поправилась. Да и не одна она остается — мои старики рядом, в случае чего, всегда на помощь придут.
В автохозяйстве я появился раньше других водителей и механиков. Подошел к своему «газику». В рассветных сумерках он казался большим и неуклюжим, мирно досматривающим сны зверем. Хлопнул по капоту:
— Давай, старина, начнем гайки довертывать, чтоб надежней, значит...
За работой не заметил, как разошелся день, и лишь когда мне стало по-настоящему жарко, тут только обратил внимание, что солнце уже высоко в небе, а небо чистое, голубое, и нет на нем ни единого облачка.
Пригревает...
Я решил наведаться домой, посмотреть, как там Маша, заодно и перекусить покрепче — чаем-то сыт не будешь.
У ворот автохозяйства встретился с Качановым, нашим начальником. Поздоровались.
— Валентин,— сказал он,— у тебя, я слышал, жена приболела. Так мы попробуем найти кого-нибудь вместо тебя. Только...
— Вот то-то и оно,— перебил я его.— Где сейчас сыщешь водителя?
Придумаем что-нибудь...
— Не надо. Я поеду.
Он еще раз пожал мне руку, угостил папиросой.
Маша, выслушав мои сомнения, разрешила их, не задумываясь:
— Конечно, поезжай. У меня вон и температуры сегодня почти нету. На поправку дело пошло.
Обратно на работу шел я не спеша. Машина в полном порядке, других забот, кроме помощи товарищам, теперь у меня не было.
«Добрая будет весна, хлебная»,— в такт шагам текли мысли. Затишье сменилось легким ветерком, на дороге, в лужицах, раздавленных ногами пешеходов и колесами автомобилей, искрились всеми цветами радуги мазутные пятна. В поле бы сейчас уйти, туда, где резко и пряно пахнет оттаивающей землей, где воздух синий и чистый.
— Папа! — услышал я за спиной.
— Обернулся.
Отчаянно размахивая руками, вдогон за мной бежала моя младшая, восьмилетняя Валюшка, кричала что-то неразборчиво.
Я остановился.
— Что случилось?
— Папа, скорей домой иди. Мама плачет.
— Как плачет? — не понял я. И что за напасть? Только что говорила, что легче ей. Вечно с этими женщинами всякие истории. Неужто я ее расстроил сообщением о том, что еду на целину?
— Сидит у радио и плачет,— тараторила Валя.
Запыхавшийся, переступил я порог дома. Так и есть: жена действительно сидела у приемника, и слезы по ее щекам катились в три ручья.
— Что еще стряслось? — спросил я, наверно, слишком громко.
Она ответила, всхлипывая:
— Юра... Слушай вот... Юра наш... в космосе.
— Что ты мелешь?
Повернул регулятор громкости.
Мы привыкли к голосу Левитана, мы помним и знаем все его оттенки. Левитан не скрывал своей радости. Но из множества сказанных им слов в моем сознании осталось лишь несколько: летчик... Юрий Алексеевич... Гагарин.
Ноги у меня подкосились, я обессилено сел на стул.
— Похоже, что наш Юрка,— сказал почему-то шепотом.
Мы прослушали сообщение ТАСС до конца.
— Похоже, что Юрка. А мама с Зоей знают?
— Знают. Я маме крикнула, чтоб включила радио. Мама, когда услышала, в обморок упала. Еле-еле в чувство привели мы ее с Зоей — она как раз из больницы прибежала.
Пошли к ним.
Приемник здесь, как и у нас, был включен на полную мощность. Мама и Зоя сидели перед ним, тесно прижавшись друг к другу, и плакали. Маша моя, конечное дело, не замедлила поддержать их. А у меня и у самого комок к горлу подкатывает.
