В ходе одной беседы, посвященной валютной задолженности Западу стран Варшавского Договора, я заметил, что польский долг (тогда он не достигал еще двадцати миллиардов долларов) может отрицательно сказаться на наших внешнеторговых отношениях, тем более что и наши долги Западу приближаются к этой же цифре. Выслушав мои рассуждения, Андропов снисходительно улыбнулся и сказал: «То, что поляки залезли в долги, — нехорошо. Но нам-то бояться нечего. Кстати, ты знаешь, сколько мы должны?» Я сослался на западные оценки: около двадцати миллиардов. Андропов вновь усмехнулся: «А в два раза больше — не хочешь? Но это ерунда. Мы — не Польша. Наш гигантский промышленный потенциал, тысячи заводов и фабрик — это надежная гарантия от разорения и кабалы Запада».
Приблизительно в то же время состоялся примечательный разговор, приоткрывший степень осведомленности Андропова о состоянии и уровне развития нашей науки и техники.
В ходе оперативной игры с ЦРУ через внедренного в агентурную сеть американской разведки нашего человека мы получили образец миниатюрного радиоустройства, используемого для связи ЦРУ с агентурой. С маленькой, изящной «игрушкой» в руках я пришел к Андропову для доклада и заодно продемонстрировал наше очередное приобретение. Председатель с любопытством повертел его в руках и поинтересовался у находившегося в кабинете руководителя внутренней контрразведки, имеется ли что-нибудь подобное у нас. Тот не замедлил ответить, что КГБ принцип работы аппарата известен и он имеется в распоряжении контрразведки. По моим данным, полученным из оперативно-технического управления, ничего подобного в КГБ до сих пор не видели. Об этом я тут же и заявил во всеуслышание. Тогда Андропов вызвал своего заместителя по технике Н. Емохонова и, вручив ему аппарат, попросил прокомментировать. Емохонов, выслушав мои пояснения, тут же дал заключение: принцип известен, у нас есть подобные изделия, но по габаритам и весу они в несколько раз крупнее. Это существенно снижает эффективность и конспиративность в работе, и поэтому аппарат практически не используется.
Выслушав спокойный доклад Емохонова, Андропов возмутился: «Мы столько средств затрачиваем на технику и до сих пор не можем создать современные образцы! Ну, а в состоянии мы тиражировать этот аппарат своими силами?» — «Нет», — так же спокойно ответил зампред по технике. «Но почему же? Чего вам не хватает?» — еще более раздражаясь, спросил Андропов. «Нам не хватает технологии. По этой причине наши ракеты в два раза тяжелее американских, а повторить «мерседес» мы сможем только в единственном экземпляре». Емохонов говорил веско, со знанием дела, не поддаваясь эмоциональному давлению Председателя. Реакция Андропова на его слова была столь же неожиданна, сколь и беспомощна: «Давайте подготовим записку в ЦК, в Совмин. Как же мы запустили все! Надо поправлять дело».
Широкими, далеко не всегда безошибочными жестами определяя свое отношение к тем или иным внешним и внутренним проблемам, Андропов проявлял смелость в решении конкретных оперативных вопросов, доверял специалистам и полагался на их опыт. Не раз я наблюдал, как Крючков не мог решить элементарную проблему, не заручившись поддержкой Председателя, особенно когда на горизонте появлялись доброжелатели — лица, добровольно предлагавшие свои услуги нашим резидентурам за границей.
В истории Энгера — Черняева как раз имел место провал в работе с доброжелателем, санкцию на встречи с которым дал Андропов. Скандал, разразившийся вокруг этого дела в США, и крупная сумма залога, затребованная американской стороной, по-видимому, отбили охоту у Андропова легко соглашаться на подобные мероприятия в дальнейшем. По крайней мере, когда очередной перспективный источник уведомил нашего резидента в Вашингтоне, что готов передать ценную секретную документацию, Андропов квалифицировал это предложение как «новую провокацию» и отказался дать разрешение на встречу с доброжелателем. Последний, не зная настроений Председателя КГБ и не дождавшись ответа, проявил инициативу и забросил мешок с секретными документами через забор на территорию советского посольства. Небезызвестный В. Юрченко, вместо того чтобы разобраться с содержимым мешка, срочно связался с местной полицией и, напугав ее возможным наличием взрывчатки в мешке, пригласил приехать в посольство с саперами. Мешок увезли в участок, и там обнаружили сотни совершенно секретных документов ЦРУ, Пентагона и других ведомств. Организованный ФБР поиск вскоре привел к аресту бывшего сотрудника ЦРУ и его последующему осуждению на двадцать лет тюрьмы. «Провокация» была предотвращена, но волну шпиономании в США эта история подхлестнула изрядно.
Видимо, Андропов имел неприятный разговор в Политбюро, ибо вслед за провалами последовало специальное совещание, на котором руководству ПГУ было рекомендовано проявлять больше осторожности в отношении доброжелателей.
Вообще проблема мотивации поведения людей, добровольно идущих на контакт с разведкой и рискующих при этом свободой и даже жизнью, немало занимала Председателя КГБ. На встречах с руководящим составом ПГУ он неоднократно подчеркивал необходимость поиска людей, готовых сотрудничать с разведкой ради высоких коммунистических идеалов, но не за деньги. Он как будто жил в другом, давно ушедшем мире — довоенном, коминтерновском, когда многие были готовы умереть за идею.
Побочным эффектом его заботы о «чистоте» агентурного аппарата стало повышенное внимание к бывшим ценным источникам советской разведки К. Филби, Д. Блейку, Д. Маклину, осевшим в СССР. Именно Андропов дал указание вывести их из изоляции, подключить к обучению кадров, подготовке документов. Он позволил существенно увеличить расходы на их содержание, интересовался их жилищными условиями. В 1975 году он лично вручил Филби орден Дружбы народов. До этого в течение нескольких лет руководство КГБ ходатайствовало о награждении Филби орденом Ленина, но все усилия блокировались Сусловым, считавшим, что это поставит в неловкое положение английскую компартию (!). Согласившись на Дружбу народов, Суслов, видимо, полагал, что именно укреплением дружественных отношений между народами Великобритании и СССР и занимался всю жизнь человек, чуть не ставший главой английской разведки. Так или иначе, во время ужина, устроенного на спецквартире КГБ по поводу вручения ордена Филби, Андропов поинтересовался численностью разведки Ее Величества. «Около пятисот человек оперативного состава и почти столько же технического», — ответил Филби. Председатель КГБ удивленно вскинул брови и, обращаясь к сидевшему рядом Б. Иванову, раздраженно заметил: «А что же мы так раздулись?» Неловкую паузу пришлось разрядить мне: «Англичане нам не ровня. Вот в ЦРУ почти 16 тысяч. Мы же американцев пока обогнали только по стали, цементу и обуви». Андропов улыбнулся и предложил тост за то, чтобы у Филби было как можно больше учеников и последователей.
