легенды обо всѣхъ его повадкахъ и манерахъ, и наружности, съ знаменитой прядью волосъ на лбу, вродѣ той, какую носилъ Наполеонъ I. Какъ издатель и редакторъ, Жирарденъ былъ настоящій деспотъ, мѣнялъ своихъ сотрудниковъ, какъ перчатки, и заставлялъ ихъ ходить въ струнѣ. До самой своей смерти, послѣ паденія Имперіи, онъ стоялъ на бреши и всегда велъ какую-нибудь ожесточенную кампанію, по внутренней или внѣшней политикѣ. Ему ничего не стоило превратиться, изъ сторонника наполеоновскихъ идей, въ республиканца-демократа. Но тѣ, кому извѣстны были закулисныя стороны всѣхъ такихъ кампаній — считали Жирардена, до самой его смерти, человѣкомъ, который даромъ ничего не сдѣлаетъ и не напишетъ ни одной строки.
Словомъ, mpunотаж и подкупъ въ разныхъ видахъ были уже, и передъ паденіемъ второй имперіи, въ полномъ ходу, и если скандалы не разражались такъ, какъ въ самые послѣдніе годы, то потому, что тогда легче было хоронить концы въ воду.
И тогда уже всякій изъ насъ, иностранцевъ, пожившихъ въ Парижѣ, очень хорошо зналъ, что въ газетахъ, особенно съ большимъ тиражемъ, ничто даромъ не дѣлается. И тогда насъ на первыхъ порахъ достаточно скандализовали различные виды рекламы и поддержки биржевой и всякой другой дѣлеческой игры.
Прошла цѣлая четверть вѣка. Газетное дѣло въ Парижѣ разрослось, какъ ни въ одной столицѣ Европы, по числу ежедневныхъ органовъ всякихъ цѣнъ и размѣровъ. И все-таки до сихъ поръ, за исключеніемъ двухъ-трехъ газетъ, дѣло ведется гораздо хуже, чѣмъ въ Англіи, Германіи, Австріи и Россіи. Цѣна въ одно су неимовѣрно расширила кругъ читателей, но едва ли не настолько же понизила уровень веденія дѣла. Эта дещевизна только поддерживаетъ извѣстнаго рода жадность въ бульварной публикѣ. Каждый, выходя утромъ, вмѣсто одной-двухъ газетъ, покупаетъ шесть-семь, въ первомъ попавшемся кіоскѣ. Но развѣ не правда, что вы всѣ эти шесть, восемь, a иногда и двѣнадцать газетъ можете просмотрѣть въ полчаса? Кромѣ передовой статьи или хроники, написанной въ фельетонномъ родѣ, и двухъ-трехъ коротенькихъ entre-filet — нечего читать, если вы не слѣдите изо дня въ день за какимъ-нибудь романомъ. До сихъ поръ три четверти парижскихъ газетъ не имѣютъ ни хорошихъ корреспондентовъ за границей, ни богатаго отдѣла депешъ, ни сколько-нибудь цѣнныхъ обозрѣній по разнымъ сторонамъ жизни и литературы. Сколько газетъ пробавляются исключительно болѣе или менѣе откровенной порнографіей съ прибавкой скандальной хроники и театральныхъ рецензій?! И тонъ дѣлается, съ каждымъ годомъ, все изменнѣе и фальшивѣе. Вы видите и чувствуете, что все держится тутъ за кумовство, партійные разсчеты, а иногда переходитъ и въ прямой шантажъ.
Нагляднымъ примѣромъ того, что парижская пресса осталась, въ существенномъ, такою жс, какой была и при второй имперіи — можетъ служить исторія газеты «Figaro», которая, и во всей Европе, считается самымъ характернымъ органомъ, созданнымъ парижской жизнью. И успѣхъ его — самый солидный. Эта газета превратилась какъ бы въ національное учрежденіе. Ему, конечно, далеко соперничать, по матеріальному положенію, съ лондонскимъ «Таймсомъ», но на материкѣ Европы это— первая торговая фирма газетной индустріи. Когда «Figaro» помѣстился въ собственном отелѣ, въ rue Drouot — это было для парижскаго газетнаго дѣла настоящее событіе и съ тѣхъ поръ контора и редакція этой газеты, съ ея залой депешъ и пріемными покоями, служитъ мѣстомъ rendez-vous всего мира… Пока этотъ— старѣйший бульварный органъ Парижа еще ни чѣмъ особенно скандальнымъ не загрязнилъ своей репутаціи, по это вопросъ времени. Къ 1896 г. одинъ изъ постоянныхъ сотрудниковъ газеты, завѣдывавшій иностранной политикой. былъ уже арестованъ по дѣлу о шантажныхъ взяткахъ, а за годъ передъ тѣмъ и раньше, въ огромномъ скандалѣ Панамской компаніи было замѣшано столько же депутатовъ, сколько и всякаго рода газетчиковъ.
Лично, изъ моихъ знакомствъ и встрѣчъ въ газетномъ мірѣ Парижа, я не позволю себѣ преувеличенно карающихъ выводовъ, но не могу не сказать, что и я, и всѣ тѣ иностранцы, которые тридцать лѣтъ имѣли дѣло съ міромъ парижской прессы — мы желали бы видѣть въ немъ нѣсколько иные нравы и порядки.
Войдите въ любое помещение редакціи парижскихъ ежедневныхъ газетъ. Это будетъ, почти всегда, въ мѣстности около бульвара, по лѣвую сторону отъ rue Mon martre до rue Taitbout. Есть нѣсколько домовъ, гдѣ помѣщаются только типографіи, конторы и редакціи журналовъ. Во всѣхъ этажахъ васъ непріятно поражаетъ тѣснота, грязь, безпорядочная толкотня, шумъ и гамъ въ сѣняхъ, коридорахъ и на площадкахъ. Редакціонныя помещения — тѣсны, довольно неопрятны, съ клѣтушками для постоянныхъ сотрудниковъ и съ тѣсноватыми, плохо обставленными кабинетами редакторовъ. Это — общій типъ. Исключеніе составляютъ только помѣщеніе «Figaro» и еще двѣ-три редакціи, съ гораздо большимъ комфортомъ и просторомъ. Вы чувствуете, что всѣ эти органы ежедневной печати пущены были въ ходъ, какъ случайныя спекулятивныя предпріятія, въ разсчетѣ на большой тиражъ; но что они, сами по себѣ, плохо организованы и бѣдны по персоналу постоянныхъ сотрудниковъ, что всѣ они держатся за рутину буржуазныхъ порядковъ. До сихъ поръ, нѣтъ ни одной крупной газеты, не исключая и «Figaro», которая бы издавалась на болѣе великодушныхъ соціально-демократическихъ основаніяхъ, представляли бы собою товарищество пайщиковъ, участвующихъ въ доходахъ изданія своимъ трудомъ. Это все акціонерныя общества самаго закорузло-буржуазнаго типа, или же единичныя предпріятія съ каким-нибудь давальцемъ капитала (bailleur de fonds) и съ львиной долей заработка главнаго редактора.
И, странное дѣло! Большинство парижскихъ газетъ помѣщаются такъ мизерно и даютъ такъ мало хорошаго текста своимъ читателямъ, стало-быть расходуютъ на сотрудниковъ гораздо меньше, чѣмъ это дѣлается въ Англіи и въ другихъ европейскихъ странахъ, а между тѣмъ издавать газету въ Парижѣ считается очень накладнымъ дѣломъ. И это происходитъ, мнѣ кажется, отъ того, что французы во всемъ такъ рутинны и держатся многихъ убыточныхъ и непроизводительныхъ расходовъ. Вотъ почему они и должны сводить концы съ концами всякими правдами и неправдами. На дѣльныхъ сотрудниковъ они скупятся, а на разныхъ забавниковъ, пишущихъ болтливыя хроники, тратятъ большія деньги. При огромной конкуренціи ежедневныхъ листковъ, не имѣющихъ, въ сущности, никакихъ серьезныхъ задачъ, по внѣшней или внутренней политикѣ — гонорары фельетонистовъ, умѣющихъ болтать обо всемъ съ извѣстнымъ литературнымъ блескомъ, поднялись чрезвычайно. Теперь вовсе не трудно любому изъ такихъ фельетонныхъ сотрудниковъ получать за статейку, въ сто строкъ, сто, полтораста, двѣсти франковъ и такимъ образомъ, болтая въ нѣсколькихъ газетахъ ежедневно, зарабатывать тебѣ до пятидесяти и больше тысячъ франковъ въ годъ.
И втѣ мирятся съ такимъ порядкомъ вещей. Развился газетный пролетаріатъ, и никто не начинаетъ борьбы съ патронами, потому что всѣ болѣе или менѣе развращены крупнымъ и мелкимъ хищничествомъ, всѣ смотрятъ на перо, какъ на средство наживы всякими правдами и неправдами. А до чего дошелъ цинизмъ нравовъ извѣстной
