Лесли. «Тогда позвольте спросить: почему вот лично вы не позаботились сейчас о нашей безопасности? Вы же могли привести к нашему дому «хвоста».
Клод проявил огромную выдержку: «Прежде чем зайти сюда, я тщательно проверился. «Хвоста» за собой я не привел, в этом вы можете не сомневаться».
Лесли. «И все-таки, сдается мне, что делаете это вы без ведома Москвы! Мы хотели бы знать, известно ли что-либо об этом Марку?»
Клод. «Да, ему дана команда не выходить на связь с вами».
Лесли. «Очень жаль. Так и не удалось мне вместе с ним встретиться с Персеем. Мы согласны перебраться в любой другой штат, но не покидать Америку. Если мы уедем, то может оказаться, что сюда никогда уже не сможем вернуться! Это же несправедливо! Десять лучших лет мы отдали вашей разведке, все эти годы жили в напряжении, рисковали всем, а теперь вы хотите отправить нас неизвестно куда…»
Луис, взяв из рук Лесли карандаш и блокнот, вырвал из него исписанные листки и черканул: «Ваши коллеги, которые работали с нами раньше, не раз говорили, что разведчик, осознавая возложенную на него огромную ответственность за судьбу и жизнь доверившихся ему людей, накладывает на себя обет молчания. Так поверьте же нам: в случае провала мы не побоимся допросов и преследований, мы никого не выдадим, только оставьте нас здесь».
Клод. «Что касается вашей преданности, у нас в этом нет никаких сомнений. Но поверьте и вы нам: сейчас, когда психоз «красного шпионажа» в США достиг своего апогея, оставлять вас здесь никак нельзя. Я не исключаю, что не сегодня, так завтра начнут и на вас охоту люди из ФБР. Вы же знаете, как были сфабрикованы дела на Элджера Хисса, Уильяма Дюбуа и других двенадцать лидеров Компартии США. Сейчас арестованы Розенберги. Вы были с ними тоже связаны, и, не дай Бог, в силу каких-то непредвиденных обстоятельств подозрение падет и на вас, на ваши связи. Вольно или невольно вы нанесете невосполнимый вред и другим членам группы «Волонтеры».
Пока Клод писал, Лесли тем временем начала жечь исписанные листки бумаги, она обжигала себе пальцы и громко чертыхалась.
Клод, передав блокнот Луису, взял у нее листок и показал, как надо это делать: свернул его в трубку и поставил в блюдце «на попа», затем спичкой поджег сверху. Бумага горела сверху вниз совершенно бездымно, и только пепел медленно оседал на дно блюдца.
Луис в это время писал: «Как я понял, вы категорически настаиваете на нашем выезде из США?»
Клод. «Да, получается именно так».
Луис. «Это что — приказ?»
Клод. «Да, это приказ Центра».
Лесли, закрыв руками лицо и уронив на пол коробок со спичками, почти в отчаянии вдруг закричала:
— Нет! Нет! Не хочу! Никуда не хочу уезжать отсюда! У нас тут родные, они будут страдать. Да и мы по ним тоже…
Луис, с трудом сдерживая волнение, полушепотом произнес:
— Не надо эмоций, Лона. Прошу тебя, будь благоразумна. — Он улыбнулся ей и потом уже настойчиво потребовал: — Прошу тебя, не высказывайся так громко!
— Да, да, конечно, — зашептала она нервно. — Но как же теперь… У нас же здесь корни… Корни, которые всю жизнь держали и тебя, и меня…
Луис, пододвинув поближе к себе блокнот, написал: «Ну что поделаешь, Лона, будем вырывать эти корни. А родителям нашим сообщим так: по поручению партии мы выезжаем на два месяца в Канаду. Потом они распускают слух, будто бы мы навсегда уехали туда. Будем продолжать оказывать помощь Советскому Союзу в его великой цели. Россия задумала великое дело: создать единственное в мире государство справедливости, и поэтому надо нам помогать ей до конца жизни».
Клод, обрадованно закивав головой, написал: «А как вы намерены решить вопрос со школой?»
Луис. «Перед отъездом из Америки я направлю в отдел просвещения письмо с сообщением о том, что получил хорошую работу в одной из фирм по производству документальных фильмов в штате Монтана или Айдахо».
Клод снова утвердительно кивнул и, взяв из рук Луиса карандаш, черканул: «Скажите, под видом кого вы могли бы без подозрений уехать из США? Под видом туристов, бизнесменов или ученых?»
Луис. «Для меня было бы лучше, если бы это как-то увязывалось с историей или литературой».
Клод. «Хорошо, мы будем думать».
Луис. «У меня к вам вопрос: что вы предпримете, если нас вдруг арестуют?»
Клод. «Мы вызволим вас, Моррис, не беспокойтесь. В советской разведке есть святая заповедь: в какую бы беду ни попал разведчик или его помощник, сделать все возможное и невозможное, чтобы его выручить, вызволить из тюрьмы или плена. Наша разведка, Моррис, способна и может сделать многое. Будьте уверены в этом».
Луис. «В таком случае мы готовы последовать указанию вашего Центра».
Клод. «От вас теперь потребуется большое мужество».
Луис. «Мы будем готовить себя к этому».
Клод кивнул, а затем, сжигая исписанные листки бумаги, тихо проговорил:
— А сейчас, извините, товарищи, я должен покинуть вас. О следующей встрече я извещу вас сам.
На улице, как и предчувствовала Лесли, началась гроза. Закрыв створки окна, она проводила Клода и, вернувшись в комнату, где стоял задумавшийся Луис, негромко спросила:
— Что же нас ждет теперь впереди?
Луис ответил не сразу. Словно прикидывая что-то в уме, он через несколько секунд как-то неопределенно ответил:
— Счастья не жди.
— Почему?
— Потому что для меня самыми счастливыми были годы жизни в Нью-Йорке, участие в митингах, демонстрациях. На одном из таких митингов я встретил тебя… Счастливыми для меня были и те минуты, когда мне удавалось привлекать «Волонтеров» к сотрудничеству с советской разведкой. Особенно мне дорог Персей. Мы очень многим обязаны ему. Кто знает, как развернулись бы события в мире, если бы советские ученые не без его помощи не создали бы вовремя ответное атомное оружие.
— Это все уже позади, Бобзи. А вот все же интересно, что нас ждет впереди?
— Скорее всего жалкая эмигрантская жизнь в Москве или в каком-нибудь неизвестном нам русском городе, где бы ФБР нас никогда не достало.
— Да, в этом радости мало, — отрешенно произнесла Лесли.
— Почему? — насторожился Луис.
— Да потому что там есть дядюшко Джо, который тридцать лет воюет со своим народом.
— Ты имеешь в виду Сталина?
— Да, его…
Наступила неловкая тишина. По оконным стеклам застучал крепкий звонкий дождь.
* * *
Подготовленная на другой день Клодом телеграмма под грифом «особой важности» «срочно» ушла в Центр:
