Беотия — богатая, плодородная и густонаселенная область — после объединения была в потенциале очень значительной силой греческого мира. Но на первых порах Эпаминонд не торопился бросать открытый вызов Спарте: он копил силы. За несколько лет была сформирована очень мощная армия, обученная с применением передовых приемов военного искусства. Спартанские же власти несколько упустили из виду резкое усиление Фив и спохватились слишком поздно.
Наконец Эпаминонд почувствовал, что фиванцы готовы бороться со спартанцами на равных. В 371 году до н. э., возглавляя фиванскую делегацию на общегреческом конгрессе в Спарте, он решительно выступил против спартанской гегемонии — и это в то время, когда остальные эллины не смели даже слова сказать против нее. Пламенная речь Эпаминонда привлекла всеобщие симпатии. Он потребовал от спартанцев ни более ни менее как предоставления свободы области Мессении, которая была ими завоевана и порабощена уже много веков назад.
Спартанские власти, потрясенные подобной дерзостью, тут же разорвали дипломатические отношения с Фивами. А уже вскоре войско Пелопоннесского союза выступило на Беотию. Но мы уже знаем, чем это закончилось: роковой битвой при Левктрах. В ней спартанцы были наголову разгромлены, несмотря на то, что они имели значительный численный перевес — десять тысяч воинов против шести тысяч у беотийцев.
Командовавший фиванской армией Эпаминонд применил тактику так называемого «косого клина», совершенно новую для греческого военного искусства. Он исключительно сильно укрепил левый фланг беотийской фаланги, придав ему огромную глубину — 50 шеренг воинов (обычная глубина фаланги составляла семь-восемь шеренг), при этом составив его из наиболее боеспособных подразделений, в числе которых был элитный «священный отряд»: он комплектовался из отборных воинов, а возглавлял его лучший друг Эпаминонда — Пелопид. Новаторство Эпаминонда заключалось не только в том, что он усилил один из флангов фаланги, но и в том, что этот фланг был левым: обычно в древнегреческих армиях основная наступательная задача возлагалась, наоборот, на правый фланг.
Спартанцы же по традиции построили свою фалангу в форме вытянутого прямоугольника. В ходе сражения мощный «клин» фиванской армии нанес страшный удар по правому флангу Пелопоннесского союза и обратил его в бегство. Противники были наголову разгромлены; погиб даже их командующий — спартанский царь Клеомброт. А общее количество павших с их стороны достигало тысячи человек. Среди фиванцев жертв почти не было. Именно битва при Левктрах создала Эпаминонду репутацию гениального полководца. Она и поныне считается одним из лучших образцов древнегреческого военного искусства.
Добившись установления в Элладе фиванской гегемонии, Эпаминонд после этого едва ли ежегодно водил войска беотийцев на Пелопоннес. А спартанский полис терпел поражение за поражением.
На протяжении 460-х годов до н. э. произошло несколько эпизодов, ярко характеризующих личность Эпаминонда. Должность беотарха позволялось занимать ровно год, ни днем больше. Но однажды Эпаминонд не вернулся с войском из Пелопоннеса к сроку сложения полномочий и задержался на полуострове на четыре месяца, поскольку военные действия шли уж очень успешно и прерывать их было нецелесообразно. Когда же он с победой вернулся, его привлекли к суду за нарушение закона. Эпаминонд не отрицал своей вины, сказал, что готов даже на смертную казнь, но, по словам Плутарха, добавил: «Если вы меня казните, то на могильной плите напишите ваш приговор, чтобы эллины знали: это против воли фиванцев Эпаминонд заставил их выжечь Лаконику, 500 лет никем не жженную, отстроить Мессену (столицу Мессении. — И. С.), 230 лет как разрушенную, собрать и объединить Аркадию, а для всех эллинов добиться независимости» (Плутарх. Моралии. 194b). Он, конечно, был оправдан.
Однако, поскольку он не успел к выборам беотархов, на следующий год ему пришлось участвовать в очередном походе в качестве рядового гоплита. Но, когда фиванцы были окружены в теснине, командиры беотийцев обратились к нему за помощью. Эпаминонд временно принял на себя командование и вывел войско из затруднительного положения.
Погиб он в тяжелом и кровопролитном сражении при Мантинее в 362 году до н. э. Об обстоятельствах его кончины различные историки повествуют по-разному. Ксенофонт — современник событий и потому наиболее достоверный в данном случае автор — просто говорит, что «Эпаминонд пал в бою» (Ксенофонт. Греческая история. VII. 5. 25). А вот писатели более поздние обставляют его последние минуты разного рода красивыми подробностями. Корнелий Непот: «Он упал, пораженный издали дротом… Эпаминонд, понимавший, что рана его смертельна и что он умрет тотчас, как выдернет из тела застрявший в нем наконечник дрота, терпел до той поры, пока ему не сообщили о победе беотян. Услышав весть, он сказал: "Вовремя пришел мне конец — умираю непобедимым" — и, выдернув вслед за тем дрот, тотчас испустил дух» (Корнелий Непот. Эпаминонд. 9). Плутарх: «В последней битве, раненый и вынесенный с поля, он позвал Даифанта, потом Иолая, но ему сказали, что они убиты; тогда он велел заключить с неприятелем мир, потому что больше в Фивах полководцев нет. И слова его подтвердились — так хорошо он знал своих сограждан» (Плутарх. Моралии. 194с).
Пожалуй, все эти детали даже слишком красивы, чтобы быть истинными. К тому же, как видим, между версиями двух авторов — полное противоречие. Особенные подозрения вызывает рассказ Непота. Он исходит из того, что фиванцы Мантинейскую битву выиграли, а это не так: она окончилась «вничью». Вообще в античности было принято, сочиняя биографии великих людей, приписывать им разного рода эффектные предсмертные слова, не очень считаясь с тем, насколько они соответствуют действительности[166].
Эпаминонд, по сообщениям греческих и римских авторов, посвятил отечеству всю свою жизнь без остатка. Не имел даже семьи, на вопросы любопытных отвечая: «Мои дети — это мои победы» (Корнелий Непот. Эпаминонд. 10)[167]. Жил небогато и был совершенно бескорыстным. Как-то от персидского царя ему была прислана крупная сумма денег, но он не принял дара, сказав: «Если царь хочет полезного Фивам, то я и бесплатно буду его другом, а если нет — то врагом» (Плутарх. Моралии. 193с). Пожалуй, эти слова могут послужить лучшей характеристикой Эпаминонда.
Почему мы так подробно остановились на этом великом фиванце? Дело в том, что он, по некоторым сведениям, являлся пифагорейцем. Разбору этого интересного вопроса посвятил специальную работу выдающийся французский антиковед Пьер Видаль-Накэ[168]. И сделал вывод, что есть все основания ответить на вопрос утвердительно.
