– Алагёз). Этот неописуемой красоты трёхтысячник со снежной шапкой, конечно, несравненно мельче турецкого Арарата (вечной боли армянского народа), но сил и нервов у нас забрал много. Главное, мы его всё же (Гип-гип-ура!) покорили, и, скатившись кубарем по снегу в распростёртые объятия отцов-командиров, получили от них, не отходя от кассы, значок военного альпиниста.
Чирей
Всегда с удовольствием вспоминаю молодые студенческие годы. Да и не только я. Как встретимся с однокашниками по университету, такая лавина воспоминаний поднимается, что можем часами перемывать старые косточки, перебивая друг друга и каждый раз начиная словами "А помнишь, как…". Жаль, что всё реже эти встречи и народу поубавилось, ну, да ладно. Вот одна из таких историй.
Послали нас со второго курса на целину. Не поднимать её, родимую, это уж давно сделали наши предшественники, а строить. Выпало нашей бригаде воздвигать в целинном совхозе коровник. Что построили мы, хилые гуманитарии, отдельный разговор, да и не об этом речь. Скажу только, что даже совхозный инженер не нашёл этому определения.
Вернее, нашел, но это уж из разряда ненормативной лексики, потому опустим.
Была в нашей бригаде одна девчушка, в отличие от нас, с вечернего факультета, медицинского. Вечером училась, а днём работала в университетской поликлинике санитаркой. Всем она сразу полюбилась за весёлый и добрый нрав. К тому же выполняла врачебные функции, ну там кому что йодом помазать, перевязать, пургену или аспирину подкинуть и так далее. А у меня, на мою беду, прямо перед возвращением чирьи возникли на шее, видать, от степной казахстанской пыли, в которой работали. Вот меня Нина, так её звали, и мазала какой-то вонючей мазью, а перед отъездом наказала и в Москве зайти к ней в поликлинику.
Зашёл, скорее ради общения с хорошим человеком. Ниночка меня смазала, повязку сменила. Поболтали, повспоминали, похихикали, а напоследок она сказала, в какой кабинет дня через два прийти. Когда решил заскочить, смотрю, у кабинета огромная очередь студентов.
"Граждане, – говорю я с поклоном, – не откажите в любезности, пропустите вне очереди, мне только чирей перевязать". Чувствую, народ как-то заколдобился и оцепенел.
Я, пользуясь сумятицей, быстро за дверь и заскочил. А там вижу,
Нины нет, а сидит какой-то врач с бородёнкой, интеллигентной наружности. Отрывает глаза от бумаг, очки снимает и спрашивает: "Вам что, молодой человек?". Я немного смутился, говорю, мол, к Нине пришёл, она меня тут перевязывала. А он: "И что это вам Ниночка перевязывала?". "Да шею", – говорю, а сам чувствую, что-то не так.
И тут врач стал как-то мелко-мелко смеяться, аж ногами задрыгал.
"Я, – говорит он сквозь хихиканье, – не по этому делу, вот если б что пониже перевязать, тогда пожалуйста". Выскочил я из кабинета, как пробка из бутылки, оглянулся, а на двери крупными печатными буквами "УРОЛОГ". Уж не знаю, каким чудом, но это вмиг стало известно всему курсу, видно, кто-то из наших в очереди затесался.
Долго потом на потеху всем окружающим спрашивали меня, кивая многозначительно на область ширинки: "Ну, как твой чирей, перевязан?".
Перпетуум-мобиле
В жизни чем чёрт не шутит, всяко бывает, столкнёшься с чем-то непонятным, ну, задумаешься на минуту, потом плюнешь и дальше бежишь. Вот ехал я как-то на такси к друзьям на день рождения, вдруг на светофоре дверь задняя открывается и мужичок какой-то вида весьма непрезентабельного залезает. Мы с таксистом обернулись, и на наш немой вопрос тот и говорит деловитым тоном, мол, подбросьте по пути, сойду на третьем перекрёстке.
Домчали туда, обернулись, а сзади пустота и никогошеньки. Прямо мистика какая-то, машина ведь даже не притормаживала. Посидели мы с таксистом огорошенные да и дальше поехали. Потом уж умные люди объяснили, что был то фантом, застрял между двумя мирами, вот и пугает людей. Ну, фантом так фантом, а выгоду свою блюдёт, за такси-то не расплатился.
Но это я так рассказал, для затравки. А поведать о другом хочу.
Работал я в самом начале постсоциалистического периода директором инновационной фирмёшки при одном НИИ. И вот звонит мне замдиректора института, говорит: "Был тут у меня чудик, из тех, что перпетуум-мобиле изобретают, так я его, ты уж извини, к тебе отфутболил". Только трубку положил, в дверь робкий стук, чудик явился – не запылился. В плохоньком пальтишке, волосики редкие, очки в палец толщиной, в руках шапку мнёт. Присел бочком на стул и стал рассказывать.
Мол, так и так, служу уж десять лет после института в богом забытой деревеньке сибирской, преподаю детишкам физику, а заодно и всё остальное. Вечерами со скуки в сарае рукодельничаю, всё больше приборчики разные для учеников. И вот как-то вроде как озарение нашло, стал мастерить одну штуковину, сам не знаю что. Так она, зараза, уже третий месяц над старым корытом в воздухе висит, без всяких источников питания. Подозреваю, что антигравитация. Вы, говорит, конечно, не поверите и за дурачка, как и другие, меня примите, но Христом богом клянусь, так оно и есть.
Рассказал ещё, что в Москву приехал ненадолго, в надежде найти эксперта, чтобы поехал и своими глазами убедился. Ну что тут скажешь? Я, вестимо, репу почесал и говорю, мол, приходите через денёк-другой, мы тут покумекаем, может, что и придумаем. С тем мужичка и отправил. Подумал, подумал, плюнул и забыл. А ближе к вечеру звоночек. Поднимаю трубку и слышу весомый такой голос: "С вами говорит майор КГБ такой-то". Я чуть не обделался, время-то было ещё пужливое. А майор мне вкрадчиво и с напором, мол, был у вас гражданин, так не извольте больше беспокоиться на его счёт, теперь мы им занимаемся. А вам я бы твёрдо посоветовал выкинуть это всё из головы. Ну, я естественно проблеял, что уже всё немедля забыл, и трубочку с трепетным пиететом и некоторым облегчением на телефончик вернул.
Вот помянул я, слава богу что не на ночь, приснопамятное КГБ и потянуло на лирическое отступление. Так уж повелось, что помянешь
Францию – на ум приходит коньяк "Наполеон", Германию – автомобиль
"Мерседес", а Россию – водка под икорочку. А ещё два слова из трёх букв. Одно – из тех, что раньше писали на каждом заборе, а другое – что и произнести-то вслух боялись, чтобы чёрта не накликать. Уж больно овеяно оно мистикой и аурой трепетного страха вкупе с почитанием. И вот, как мне кажется, почему.
Если гаишники ведут свою родословную от Соловья-разбойника, то
КГБ во всех своих ипостасях ("скуратовщина", "охранка", ВЧК, ОГПУ,
НКВД, МГБ, теперешнее ФСБ) своими корнями уходит в Колдовской приказ, учреждённый царём-батюшкой Алексеем Михайловичем (вторым из рода Романовых и по кликухе Тишайший) в качестве службы безопасности державной семьи. Возглавил тот Приказ Артамон Матвеев, дядя девицы
