натый человек — конченный человек, он уже выбывает из
строя и проводит жизнь в стороне от жизни..
В то время в голове у меня прочно сидела теория, что
брак и революционная борьба несовместимы, и я горячо
развивал ее при всяком подходящем случае. Но Пичужка
со Мной не соглашалась.
— Как же тогда будет происходить продолжение чело
веческого рода? — задала она вопрос.
Этот вопрос и меня несколько смущал, но я тут же, на
месте, нашел выход из затруднения.
— Я говорю не о массе людей, а о борцах за свободу.
Вступая в орден «рыцарей духа», надо дать клятву безбра
чия и небрежности к собственной жизни, если можно так
выразиться... Делу нужны люди, готовые на все! Нужны
весталки свободы!
Мы опять горячо заспорили и просидели часов до двух
ночи. Когда мы уже прощались перед сном, Пичужка вдруг
ребром поставила мне вопрос:
— Ты вот все говоришь: «дело», «свобода», «борьба»,
«атакующая армия», — а что это значит конкретно? Я вот
знаю свое маленькое дело и свое место: учу грамоте
«мальчиков без штанов». А ты что собираешься делать?
Где твое место?
Вопрос Пичужки поразил меня в самое сердце: она кос
нулась пальцем слабого места в моем духовном воору
жении. Годы, прошедшие со времени моего путешествия
на арестантской барже, дали мощный толчок моему об
щественно-политическому развитию. Я ненавидел царизм и
носился с идеями разрушения самодержавных порядков, я
сочувствовал студенческому движению и усердно читал
политическую экономию, я любил говорить о Лео и «идее
четвертого сословия», но, в сущности, я толком не знал, че
го я хочу, куда я пойду, в какие конкретные формы отолью
241
свою «борьбу за свободу». В самом деле, что я должен
делать сейчас в Петербурге? Учиться в университете? Пи
сать статьи в «Русском богатстве»? Устраивать студенче
ские забастовки? Заниматься историей и политической эко
номией? Сочинять пламенные гимны в честь борьбы за
свободу? Печалиться о горькой судьбе крестьянина и
рабочего? Что такое та «освободительная армия», о кото
рой я так часто любил говорить? И какую роль я должен
в ней играть?.. На все эти вопросы у меня не было ясного
ответа. И потому-то сказанные Пичужкой слова попали не
в бровь, а в глаз. Я чувствовал себя несколько смущен
ным. Моей самоуверенности был нанесен тяжелый удар.
Дня два спустя, проходя мимо большого книжного ма
газина на Петровке, я машинально остановился у его ви
трины. В числе других новинок, выставленных в окне, мне
бросилась в глаза средних размеров книжка в светлоголу¬
бой обложке, на которой было написано:
«С.
и Б. Уэбб
ИСТОРИЯ
РАБОЧЕГО ДВИЖЕНИЯ В АНГЛИИ
Перевод с английского
ПАПЕРНА
И З Д А Н И Е Ф. С. П А В Л Е Н К О В А »
Заголовок книжки меня заинтересовал, внешность книж
ки располагала к себе. И хотя имя авторов мне было со
вершенно незнакомо, я зашел в магазин и, слегка перели
став страницы, купил книжку за 1 рубль 25 копеек. Вер
нувшись домой, я сразу приступил к чтению. Несмотря на
внешнюю сухость изложения, книга меня увлекла. Я про
сидел за ней до глубокой ночи, почти не обращая в этот
вечер внимания на Пичужку. Я просидел за ней и весь
следующий день. И когда, наконец, я перевернул послед
нюю страницу, я почувствовал, что в моей голове произо
шло что-то очень важное, всего значения которого я в тот
момент еще. не мог осознать. Пред моим умственным взо
ром открылась изумительная картина — картина мощного
двухсотлетнего движения рабочих масс, с его успехами и
поражениями, с его предрассудками и идеалами, с его кон-
фликтами и организациями, — движения, медленной, желез-
242
ной поступью ведущего эти массы все выше и вперед. В то
время я не мог еще, конечно, понять ни ограниченности
английского трэд-юнионизма, ни «фабианских» установок
авторов книги, — все это пришло позднее, — однако самая
книга произвела на меня глубочайшее впечатление. До то
го мне приходилось кое-что слышать и читать о рабочем
вопросе — в романе Шпильгагена, в политических эконо-
миях, которые я доставал в Омске, в трудах Альберта
Ланга и т. д., но все это было краткое, отрывочное, аб
страктное. Впервые я видел целое широкое полотно, густо
насыщенное фактами и данными, полотно, в ярких красках
рисующее вековую борьбу пролетариата одной из величай
ших стран мира. Оно меня захватило с необычайной силой.
Больше того. Книга С. и Б. Уэбб вызвала в моей голо
ве вихрь новых мыслей, чувств, предвкушений. Мне каза
лось, что содержание ее имеет какое-то ближайшее отно
шение к мучившему меня вопросу: что же делать? Я не мог
еще точно сказать, в чем именно состояло это отношение,
но инстинктивно ощущал, что оно есть и что мне следует
хорошенько подумать на данную тему.
Много лет спустя, будучи послом в Лондоне, я лично
познакомился с С. и Б. Уэбб, ставшими к тому времени
уже глубокими стариками, и как-то рассказал им о впечат
лении, произведенном на меня их книгой на заре моей юно
сти. Они были тронуты и вместе с тем удивлены. Когда
С. и Б. Уэбб писали свой труд, им и в голову не прихо
дило, каким духовным динамитом может стать эта «фаби
анская» работа в руках молодого русского студента. Но
тут уже сказывался характер эпохи, которую тогда пере
живала наша страна: всего лишь четыре года отделяли ее
от первой российской революции.
Я имел с Пичужкой длинную беседу по поводу книги
С. и Б. Уэбб. Я с восторгом пересказывал ей содержа
ние книги и рисовал яркую картину борьбы и успехов бри
танского пролетариата. Выслушав меня, Пичужка с легким
вздохом сказала:
— Да, но ведь все это в Англии...
Я тогда вспомнил, что еще в Омске урывками кое-что
слышал от высланных студентов о забастовках и волне
ниях на наших фабриках. Говорили они об этом обычно
вполголоса и с таинственным видом, как о каком-то сугу
бом секрете, хотя у меня всегда оставалось впечатление,
