«…Могучий ритм речи… замечательная складность, литературность фразы, богатство образов, жгучая ирония, парящий пафос, совершенно исключительная, поистине железная по своей ясности, логика».
«Его статьи и книги представляют собой застывшую речь, – он литературен в своем ораторстве и оратор в своей литературности».
Послушаем самого Троцкого:
«С ранних лет любовь к словам была неотъемлемой частью моего существа».
«Хорошо написанная книга… казалась и продолжает казаться мне самым ценным и значительным продуктом человеческой культуры».
«В тюрьме с книгой или с пером в руках я переживал такие же часы высшего удовлетворения, как и на массовых собраниях революции».
Троцкий не притворялся, не хитрил, когда говорил, что и в изгнании каждый день, проведенный им за письменным столом, был счастливым днем. Он оставался жизнерадостен, весел, с оптимизмом думал о будущих временах. Надежный друг своих друзей, человек доброжелательный, разве что иной раз чересчур доверчивый, он прожил яркую, по-настоящему счастливую жизнь.
Пусть многопишущие обыватели отделываются штампами – «трагическая фигура», «неудачник», «проигравший».
Если мерить человеческую жизнь умением радоваться счастливым дням, то его «победитель», не знавший в своей жизни ни одного спокойного дня, в любых обстоятельствах страдавший от комплекса неполноценности, от скорпионских, провокаторских укусов, непрерывно наносимых самому себе, всем приближенным, всей стране, – вот он-то и останется в истории хроническим, неизлечимым, обреченным неудачником.
Духовное и физическое родство Пушкина и Троцкого помогает многое обдумать вновь. Не только Пушкин помогает понять все человеческое в Троцком. Но и Троцкий помогает увидеть в правильном масштабе политическую силу ума Пушкина и глубже проникнуть в законы политического и личного поведения поэта.
Через века и страны будут подниматься все выше две великие фигуры. Они будут двигаться навстречу друг другу, они друг друга поддержат с пониманием и любовью.
И что останется от завистников, от патологических лжецов, от человеконенавистников?
Бесконечная космическая пыль.
Попробуем предугадать читательские недоумения и неудовольствия.
Итак, нападение первое. – «Лишь потому, что иначе версия не выстраивалась, вам пришлось изобретать передатировку стихотворения “Под вечер, осенью ненастной…” Что это? Произвол!»
Защита. – Предположение о более поздней датировке – не мой каприз. Оно выдвигалось неоднократно, в частности пушкинистом М. Л. Гофманом.
Нападение второе. – «Концы с концами не сходятся! Почему за увлечением полькой Анжеликой должно следовать рождение ребенка? Вовсе не обязательно! Известно, что романы с Амалией Ризнич, с Каролиной Собаньской остались без “последствий”. Что это? Домысел!»
Защита. – Ни с А. Ризнич, ни с К. Собаньской романов не было, потому не могло быть последствий. Письма Пушкина безосновательно приурочила к Собаньской Т. Цявловская. Еще до войны эту легенду убедительно опровергал Н. К. Козмин…
Нападение третье. – «Допустим, что у Анжелики ребенок был. Тогда объясните: откуда у потомка польки и Пушкина – цыганские черты, цыганский характер? Почему “цыганский”, а не африканский? Вам что, незнакомо такое имя – Ганнибал? Где логика?!»
Защита. – Что ж, заодно опровергайте логику Пушкина. Вот две строфы из стихотворения, напечатанного им в 1831 году.
Здравствуй, щастливое племя!
Узнаю твои костры;
Я бы сам в иное время
Провожал сии шатры.
Завтра с первыми лучами
Ваш исчезнет вольный след.
Вы уйдете – но за вами
Не пойдет уж ваш поэт.
Столь же решительно опровергайте примечание В. В. Томашевского:
«Пушкин помечал это стихотворение как перевод с английского, но ничего подобного в английской поэзии не найдено. Самое содержание стихотворения связано с фактами жизни Пушкина…»
Насчет Африки – опровергайте непосредственно Осипа Абрамовича Ганнибала. Вам поможет профессор П. И. Люблинский. В «Литературном архиве» АН СССР, т. I, 1938, с. 159–231 в обзоре «Из семейного прошлого предков Пушкина» он привел обширную документацию. Из нее следует, что Мария Алексеевна, урожденная Пушкина, впоследствии известная, как «московская бабушка» поэта, родила дочь Надежду 21 июня 1775 года.
Когда дочери еще не исполнился год, Мария Алексеевна навсегда покинула мужа, вернулась из имения Суйда Санкт-Петербургской губернии в Москву, к своим родителям. Затем «майя 18 дня 776 года» послала разлучное письмо.
«Государь мой Осип Обрамович!..уже я решилась более вам своею особою тягости не делать, а растатся на век и вас оставить от моих претензий во всём свободна…. от вас и от наследников ваших ничего никак требовать не буду, и с тем остаюсь с достойным для вас почтением, ваша, государь, покорная услужница, Марья Ганнибалова».
«Во уверение сего и что оное письмо подписано рукою сестры моей родной подписуюсъ, орденского кирасирского полку подполковник. Михайла Пушкин».
П. И. Люблинский опубликовал и ответ Ганнибала от 29 мая.
«Письмо ваше от 18-го числа сего майя я получил, коим… требуете только, чтоб отдать вам дочь вашу Надежду… и на оное имею объявить, что я издавна уж… нелюбовь ко мне чувствительно предвидел и увеличившиеся ваши, в досаждение мое, и несносные для меня поступки и поныне от вас носил с крайним оскорблением;… как себе от вас приемлю, так и вам оставляю от меня, свободу навеки; а дочь ваша Надежда припоручена от меня… управителю… для отдачи вам, которую и можете от него получить благопристойно….и затем желаю пользоваться вам златою волностию, а я в последния называюсь муж ваш Иосиф Ганнибал».
Вскоре положение изменилось. Отца М. А. разбил паралич, он скончался. Тут М. А. обратилась к императрице Екатерине II с жалобой на отсутствие поддержки от… супруга!
В ответном прошении Ганнибала, обращенном к всемилостивейшей государыне, читаем: «Всевышний возмездник знает совесть мою, знает так же произведение дочери моей».
Профессор Люблинский о «сомнениях Ганнибала» заключает:
«Кто может доказать, что они не могли быть искренними? При ином предположении нам будут совершенно непонятными тот тон и та горечь, какою наполнено его ответное письмо к жене».
