25 сентября по пути из СССР снова приезжал Тагор; 20 октября — Шестой Сольвеевский конгресс в Брюсселе, посвященный магнетизму, и очередная схватка (в кулуарах) с Бором и Гейзенбергом. Эйнштейн придумал эксперимент, который должен был опровергнуть принцип неопределенности, то есть доказать, что можно одновременно узнать две разные характеристики одной частицы. Представьте ящик: в одной из стенок его есть дырка, которая закрывается заслонкой по команде, подаваемой от находящихся в ящике часов. Ящик заполнен фотонами. Взвешиваем ящик, потом часы открывают заслонку на такое короткое время, что «сбежать» может лишь один фотон, снова взвешиваем ящик. Так мы знаем и энергию фотона (насколько полегчал ящик), и время его прохождения через отверстие. Физик Леон Розенфельд: «Для Бора это было настоящим ударом… он не мог сразу дать объяснение. Весь вечер он сильно страдал, ходил от одного к другому и старался всех убедить, что это не так, что если Эйнштейн прав, то физике пришел конец; но найти опровержения не мог. Никогда не забуду, как противники покидали университетский клуб: рядом с медленно шедшим величественным Эйнштейном, на губах которого играла несколько ироническая улыбка, семенил страшно взволнованный Бор… На следующее утро пробил час триумфа Бора».
Ответ Бора опирался на теории самого Эйнштейна — СТО и ОТО. Как только частичка энергии «сбежит» из ящика, сам ящик на весах сдвинется, это изменит положение часов, и часы разойдутся с нашей неподвижной системой отсчета, их время будет отличаться от нашего, а значит, мы так и не узнаем, когда фотон удрал из ящика. Эйнштейн не сдался и продолжал придумывать новые эксперименты с часами и ящиками. А Гейзенберга (и Шрёдингера) он вновь рекомендовал на Нобелевскую премию, заявив по поводу квантовой механики: «Я убежден, что эта теория содержит часть окончательной истины». Пайс: «Это показывает, что он стал рассматривать квантовую механику не как какую-то аномалию, а как серьезный профессиональный вклад в физику».
22 сентября 1930 года в советских газетах появилось сообщение ОГПУ о раскрытии «вредительской и шпионской организации в снабжении населения важнейшими продуктами питания», которая хотела «создать в стране голод… и этим содействовать свержению диктатуры пролетариата». Во главе «организации» были профессора Рязанцев и Каратыгин. 25 сентября газеты сообщили о расстреле 48 «вредителей». 12 декабря в немецких газетах появился протест 86 человек, включая Эйнштейна, Цвейга, Планка, Генриха Манна; вдохновлял протест Борис Давидович Бруцкус, видный агроном, в 1922-м высланный из СССР в Германию и работавший там в Русском научном институте. (Потом он уехал в Палестину.) Иоффе: «Он [Эйнштейн] стоял всегда на стороне демократии и социального прогресса. Однако мысли его были далеки от политических проблем, и поэтому многие его выступления в этой области следует признать непродуманными… Однажды в конце 20-х годов группа немецких ученых, воспользовавшись одной из судебных ошибок, составила антисоветское воззвание, под которым я обнаружил подпись Эйнштейна». Читатель, знающий, чем эта история закончилась, не возмущайтесь: всё в свой черед.
Глава одиннадцатая
ТЕМНАЯ МАТЕРИЯ, ТЕМНАЯ КВАРТИРА, ТЕМНАЯ СТРАНА
В середине октября 1930 года Эйнштейн ездил повидаться с Эдуардом, но примирения не вышло; 28 октября он в Лондоне был гостем благотворительного ужина в пользу евреев из Восточной Европы, организованного Ротшильдом. Тогда же Пассфилд представил новую Белую книгу по Палестине. В ней полностью отвергалась Декларация Бальфура; еврейская иммиграция должна была прекращаться, если она «препятствовала получению работы арабами». (Пожалуйста, вспомните, кем вы должны представлять себя. Вы ашкенази, вас гонят отовсюду; вы приехали в Палестину, потому что предыдущая Белая книга это разрешала; вы все умеете делать эффективнее, чем кто-либо в мире; ваш соотечественник, построивший фабрику или вырастивший виноградник на купленной полоске песка, предпочтет взять на работу вас… В чем ваша вина?) В знак протеста Вейцман, президент Еврейского агентства, подал в отставку, кабинет Рэмси Макдональда под давлением оппозиции пошел на компромисс, и 13 февраля 1931 года специальный комитет опубликовал письмо, фактически отменяющее ограничения на иммиграцию. 11 ноября Эйнштейн со Сцилардом получили от американского отделения шведской фирмы «Электролюкс» патент на чудо-холодильник, а в декабре с Майером отправили в печать новую работу по единой теории поля, использовавшую видоизмененную идею Калуцы: измерений у них было все-таки не пять, а четыре, но каждой точке они подарили по пять возможных векторов движения. Но уравнения все равно не сходились…
Эйнштейн собирался в Америку — читать лекции в качестве «приглашенного профессора» в Калифорнийском технологическом институте в Пасадене. Еще до приезда у него взяли интервью о религии, опубликованное в «Нью-Йорк таймс» 9 ноября: «Этическое поведение человека должно основываться на сочувствии, образовании, социальных связях и потребностях, и нет нужды в религиозной основе. Человек окажется на плохом пути, если в своих поступках будет сдерживаться лишь страхом наказания и надеждой на вознаграждение после смерти… Желание, чтобы кто-то указывал им путь, любил и поддерживал, приводит людей к формированию социальных или моральных концепций о боге. Это бог провидения, который защищает, распоряжается, награждает и наказывает; бог, который, в зависимости от границ мировоззрения верующего, любит и заботится о жизни его соплеменников или всего рода человеческого, или вообще всего живого; утешает тех, кто в печали и чьи мечты не сбылись; тот, кто сохраняет души умерших. Но есть и третья стадия религиозного опыта, который присущ им всем, хотя и редко встречается в чистом виде: я буду называть это космическим религиозным чувством. Очень трудно пробудить это чувство в тех, у кого оно полностью отсутствует…»
29 ноября Марго вышла за Марьянова. Герта вспоминала, что родители были в печали: «В загс пошли, но не праздновали». В тот день в Берлин приехала Милева, видимо, поговорить с бывшим мужем об Эдуарде, чье состояние ухудшалось, но о чем договорились — неизвестно. Жить молодые остались у Эйнштейнов, а старшие уплыли за океан. О книге Пассфилда Эйнштейн узнал уже на пароходе и дал интервью журналисту «Нью-Йорк таймс»: «Мы, евреи, везде подвергаемся атакам и унижениям, которые являются результатом преувеличенного национализма и расового тщеславия, которое в большинстве европейских стран выражает себя в форме агрессивного антисемитизма. Еврейский дом не роскошь, а абсолютная необходимость. Поэтому ответом евреев на нынешние трудности должна быть решимость удвоить свои усилия в Палестине». 12 декабря вошли в гавань Нью-Йорка. Собралось около сотни репортеров. Дневник: «Чрезмерное внимание меня смущает… Мои неотшлифованные манеры здесь кажутся странными…»
