Казнили человека — антигероя, пособника фашистов, и он провалился на дно забвения, а имена героев, участников движения Сопротивления в Словакии, горят золотыми буквами на скрижалях истории, как бы их и ни пытались забыть современные временщики. Как говорится, бесславие — кара худшая, чем смертная казнь.
А о героях будут помнить поколения потомков!
Цены за голову разведчика
Зорич со своей группой, пребывающей в Скицове и активно действующей как в его окрестностях, так и в окружении словацкой столицы, так надоел фашистам, что местные газеты и журналы предостерегали: «Граждане, помните! Там, где засели бандиты, каждое дерево, каждый камень стреляет!», «Берегитесь партизан — красных бандитов!», «Поймать предводителя — наша цель!» и прочее и прочее.
И вот сразу же после набранных крупными буквами анонсов подобного рода словно по приказу в проправительственных братиславских газетах появились коротенькие сообщения о необходимости задержать, поймать, арестовать «главного бандита Зорича» и казнить его.
За голову руководителя советской партизанской группы НКГБ власти обещали выплатить 150 тысяч крон. Потом эта сумма постепенно поднималась по мере «фиаско с отловом» и остановилась на уровне полумиллиона местной валюты. И такая информация тоже проходила.
Слово Святогорову:
…
«Но наша „бухгалтерия“ подсчитала, — что, взорвав только один корабль, прибывший по Дунаю из Вены со станками и боеприпасами, мы нанесли врагу урон, многократно превышающий эту сумму.
Однако не принять во внимание сообщения продажных газет мы не могли. Понимали: уж если гестапо взялось за Зорича, то в покое не оставит — в чем в чем, а в провокациях и терроре фашисты поднаторели.
Поэтому мы усилили охрану штаба и стали пристальнее приглядываться ко всем новоприбывшим в Скицов.
А людей сюда приходило немало. Они стекались практически со всех окрестных селений, узнав, что именно здесь находится партизанский штаб. Многие просились в отряд искренне, чтобы добить фашистского зверя. Другие — просто отметиться в конце войны, а третьи — для того чтобы не смыть, а скрыть свои преступления или наплодить новых. Часть приходящих спешили сообщить о расположении вражеских засад или очередном местонахождении карателей. А иная старушка, глядишь, приносила несколько пар теплых носков или варежек, вечерами связанных в осиротелой хате.
Приходили в Скицов и для того, чтобы разжиться харчами — либо купить, либо обменять. Так как отряд здесь основался прочно и, значит, не допускал фашистов в село, то у жителей и хлеб сохранился, и кое-какая живность.
Этим как раз и решил воспользоваться немецкий военный комендант Злате-Моравце, заслав к нам своего агента».
* * *
Однажды партизаны-разведчики доложили своему командиру о появлении в селе неизвестного в гражданском платье. Незнакомец своим поведением почему-то вызвал подозрение — на взгляд бдительных партизан, он бесцельно бродил по расположению села. Вот уж истинно благоразумная недоверчивость — мать безопасности!
В своей непонятной одиссее пришелец изредка наведывался в хаты, всё больше находился на улицах. Создавалось впечатление, что он прибыл как любознательный путешественник для ознакомления с «достопримечательностями партизанской стоянки».
Зорич приказал задержать «неизвестного туриста» и срочно доставить его в штаб.
Когда «праздношатающегося» привели в комнату майора, то перед руководителем группы оказался ничем не примечательный человек. Мужик как мужик — среднего роста с типичным крестьянским лицом и рабочими жилистыми руками, в крестьянском одеянии, но почему-то с виновато бегающими глазами.
— С чем пришли в село? — поинтересовался Зорич.
— С добрыми намерениями!
— Интересно, а с какими, добродию? — Допрашивающий неожиданно вставил по инерции чисто украинское словцо, которое как раз подходило под ситуацию.
— Купить себе небольшого кабанчика, так как немчура не только всю домашнюю живность извела, что называется, под корень, — корову, птицу, кроликов, но и остатки хлеба забрала. Дома остались голодными дети и старики. Вот я и решил, пока осталось немного картошки и свеклы, обзавестись поросенком и дотянуть до нового урожая, — испуганно бубнил, краснея лицом, незнакомец, всё время пряча пугливые глаза.
Он явно волновался, причем настолько сильно, что его буквально трясло в ходе беседы: пальцы рук дрожали, лицо внезапно стало пунцовым, он стал заикаться.
«Что с ним? Почему он так заволновался? От природы, что ли, такой „пугливый“ или тут что-то нечистое?» — подумал Зорич и ещё раз жестко и внимательно взглянул в испуганные глаза незнакомца.
Слово Святогорову:
…
«Всё как будто учел опытный агент: и вид довольно простецкий, и одежда соответственно, и крепкие „заскорузлые“ ногти с черными-пречерными ободками, будто лишь вчера рылся в земле. Только и на старуху бывает проруха — одной „мелочи“ он не доглядел. Задал я ему вопрос:
„За какие, мол, шиши кабанчика собираетесь купить?“
Он достает из кармана потрепанный кошелёк с засаленными и потертыми кронами, какие обычно откладываются по бедности на желанную покупку. Набралось их что-то около двухсот.
Наконец-то „приехали“! Ведь кто-кто, а местные крестьяне хорошо знали, что поросенок по тем временам стоил, по крайней мере, тысячи три-четыре. Я ему об этом напомнил…
Краснота с лица „покупателя“ моментально сползла, кожа сразу же побледнела, проступили градины пота…
И агент вынужден был сознаться: прибыл сюда „ликвидировать“ майора Зорича с помощью…
Но ребята, обыскивавшие пришельца, уже сами поняли, с помощью чего: они извлекли из-под подкладки пиджака микроскопическую трубочку с белым порошком, издававшим давно забытый горьковатый запах миндаля.
Сомнений не было: в крохотном пластмассовом пенале — цианистый калий».
* * *
Партизанское следствие было короткое. Разбираться во всех тонкостях его вербовки гестапо чекистам особой нужды не было. Он назвал конкретного офицера из Братиславского отдела нацистской государственной тайной полиции, который завербовал и в дальнейшем готовил его к террористической операции.
— Что же так мало денег дали тебе гестаповцы на кабанчика? — задал вопрос один из партизан.
— Дали, сколько дали, — последовал ответ.
— Что — пожадничали или обанкротились? — съязвил Зорич. — Совсем немцы перестали думать.
— Товарищ майор, да он, наверное, часть сребреников-то фашистских прикарманил, а может, потратил на спиртное в корчме — пропил прохиндей, а остальными же думал перед нами прикрыться. Ну не кабанчик же ему нужен был, а твоя, командир, жизнь, — заметил капитан Гурский.
