Наутро мы не торопясь пересекли реку, перевалили испещренные военными шрамами взгорки и выехали на открытую равнину, за которой в шести милях от нас лежал Ледисмит. Буры бежали; их мощная зенитка на Булвана-Хилле была зачехлена, и пыль от их подвод, тянувшихся на север, застилала горизонт. Приказ «К черту погоню!» все еще действовал. Болтали, что главнокомандующий добавил также:
— Лучше их не трогать, раз они и так убираются.
Весь день мы кипели негодованием, и лишь к вечеру двум эскадронам Южноафриканской легкой кавалерии было дозволено, смяв арьергард противника, вторгнуться в Ледисмит. Вместе с этими эскадронами я летел во весь опор по поросшей редким кустарником равнине, обстреливаемой лишь двумя бурскими пушками. Внезапно из-за кустов нам навстречу поднялись изможденные фигуры с приветственно поднятыми руками. Мы еще поднажали, и на первой же городской улочке, среди разрушенных домиков под жестяными крышами, нас ждал сэр Уайт в безупречном мундире и в седле. Все вместе мы въехали в осажденный, едва не вымерший от голода Ледисмит.
Это был волнующий момент.
В этот вечер я ужинал со штабными. Иэн Гамильтон, Ролинсон, Хедворт Лэмбтон принимали нас очень тепло. Были откупорены заботливо сбереженные бутылки шампанского. Я опасался увидеть на столе конину, но ради такого случая был принесен в жертву последний из оставшихся вьючных быков. Наши бледные и исхудалые хозяева выражали свою радость очень сдержанно. Я же, проделавший столь долгий, непростой и полный превратностей путь, веселился вовсю, очутившись наконец в Ледисмите.
Глава 26
В свободной Оранжевой республике
Лорд Робертс являлся давним другом моего отца. Лорд Рандольф Черчилль, будучи министром по делам Индии, в 1885 году настоял на назначении лорда Робертса командующим индийским корпусом, отодвинув самого лорда Вулсли, претендовавшего на это место. Дружба их с лордом Робертсом продолжалась до самой кончины отца десятью годами позже. Еще ребенком я часто видел генерала у нас дома и мог похвастаться несколькими замечательными беседами с ним. Он проявлял неизменную доброту и снисходительность к юности, прощая свойственные ей незрелость суждений и чрезмерную пылкость; сам же он в полной мере обладал всеми качествами, которые располагают к себе молодежь. В бытность мою молодым офицером я всегда чувствовал, что в рядах высшего военного командования есть благородный и дружелюбный человек, на которого всегда можно положиться.
Пока мы в Натале праздновали успех, тем более дорогой после стольких разочарований, пришли сообщения, что от Капской колонии на север, в Оранжевую республику, движется лорд Робертс, что он уже прорвал осаду Кимберли, а в крупном сражении при Пардеберге окружил и взял в плен бурскую армию под командованием Кронье. Ситуация на фронте изменилась, словно бы по мановению волшебной палочки, и Черную неделю ноября 1899 года заслонили повсеместные февральские победы 1900 года. Этот перелом в ходе войны общественное мнение ставило в заслугу лорду Робертсу. Говорили, что внезапное появление на сцене этого удивительного коротышки чудесным образом разогнало мрачные тучи и солнце вновь засветило британцам в каждом уголке необъятного субконтинента.
В результате множества неудач буры отказались от оккупации Наталя. Они ушли из него с обычным для них проворством, отступив через Дракенсбергс на свою территорию. Волоча за собой тяжелые пушки и весь свой скарб, они убрались недели за две, отдав Наталь в распоряжение войскам Империи. Было ясно, что далеко не сразу удастся привести в движение наше неповоротливое войско, ставшее еще неповоротливее при Буллере, починить железную дорогу, перевести немереное количество продовольствия и амуниции и покрыть сто пятьдесят миль, отделяющие Ледисмит от границ Трансвааля.
А мне не терпелось поскорее попасть на этот главный театр войны. Свободные и простые отношения, установившиеся у меня с командованием Натальской армии после того, как я сбежал из плена в Претории, позволили мне без труда отпроситься на неопределенный срок из Южноафриканской легкой кавалерии и, не прерывая службы, перенести мою корреспондентскую деятельность в расположение армии лорда Робертса, базировавшейся тогда в Блумфонтейне. Я сложил свой ранец, воспользовался услугами натальской железной дороги, проплыл из Дурбана в Порт-Элизабет, оттуда, меняя поезда, пересек Капскую колонию и очутился наконец в роскошном отеле «Маунт Нельсон» в Кейптауне. Между тем «Морнинг пост», считавшая меня своим главным корреспондентом, предпринимала необходимые шаги для аккредитации меня в армии лорда Робертса. Понимая, что формальности займут никак не меньше нескольких дней, я заполнил досуг интересными беседами с ведущими южноафриканскими и голландскими политиками, находившимися в столице.
До сих пор я слыл шовинистом и ура-патриотом, ратующим за безжалостное подавление буров, и потому меня ругательски ругали в пробурских кругах. Теперь же я вызвал недовольство тори. Уход захватчиков из Наталя поставил под удар тех, кто сотрудничал с бурами, помогал или сочувствовал им. Вся колония ополчилась против них. Однако британское правительство, одержав победу, поначалу думало лишь о том, чтобы похоронить прошлое. Заместителю министра лорду Вулвертону разрешили даже произнести соответствующую речь. Я всей душой приветствовал подобное великодушие. Двадцать четвертого марта я телеграфировал из Ледисмита:
Вопреки чувствам, обуревающим верных жителей колонии, храбро сражавшихся за Империю, я искренне надеюсь, что возобладает политика примирения, которой и призываю следовать. Неустанно и неумолимо добивая вооруженных мятежников, совершенно излишне и непростительно стараться «проучить» тех, кто сложил оружие. Правильный и мудрый курс — это громить сопротивляющихся, даже до последнего человека, но не колеблясь дарить прощение и даже дружбу тем, кто готов покориться. Голландские фермеры, вступившие в неприятельские ряды, могут именоваться предателями лишь в юридическом смысле. То, что, повинуясь зову крови, они присоединились к соплеменникам, извиняет их, хоть и не оправдывает. И уж конечно, поведение их менее предосудительно, нежели поведение тех англичан, которые, будучи простыми гражданами республик, яростно, как профессиональные солдаты, воюют против своих соотечественников.
Но даже и эти англичане заслуживали бы снисхождения, если б не находились под защитой своего гражданства. Предатель-голландец не так подл, как рожденный британцем ренегат, но оба они суть следствие ошибок и даже преступлений, совершенных нами в Африке в прошлые годы. В чисто практическом плане самое главное — различать тех мятежников, что сдались добровольно, и тех, что были схвачены в бою с оружием в руках. Надо использовать все средства для ослабления противника и приведения его к покорности. На одной чаше весов — могучие армии, неуклонно наступающие, убивающие и калечащие страшными военными машинами, а на другой — тихая ферма с женой и детьми, находящимися под защитой власти не только сильной, но и милосердной. Постоянное сопоставление этих двух картинок — вот истинно мудрая политика, открывающая кратчайший путь к «почетному миру».
