Екатерина спешит собрать вокруг себя потемкинцев. Попов получает место кабинет-секретаря, а Самойлов заменяет на важнейшем посту тяжело больного генерал-прокурора князя Вяземского. Сохраняет свое влияние и Безбородко, хотя императрица настойчиво расширяет круг государственных занятий своего молодого фаворита — Платона Зубова.
В европейской политике происходит резкая смена ориентации. Революционная буря, разразившаяся над Францией, нарушила равновесие на континенте. Даже Австрия и Пруссия — непримиримые врага и соперники пошли на сближение перед лицом растущей угрозы со стороны ниспровергателей общественного порядка. Екатерина II внимательно следит за развитием событий. Ей удается привлечь к антифранцузскому союзу шведского короля Густава III, сохраняя за собой свободу рук. Антирусская позиция правящих кругов Польши во время минувшей войны с Портой заставляет императрицу принимать меры. Обстановка благоприятна: Польша оказалась в политической изоляции. Не получив Данцига и Торна, Пруссия открыто угрожает своей бывшей союзнице. Австрия, занятая подготовкой войны против Франции, не препятствует Пруссии в ее намерениях. Пруссию поддерживает Англия.
Новая конституция 3 мая 1791 г., принятая в обстановке всеобщего энтузиазма, царившего в Варшаве, превратила Речь Посполиту в Польшу. Но не могла преодолеть раздирающую страну междуусобицу и финансовый крах. Конституция предоставила политические права верхам городской буржуазии, но не изменила тяжелого положения крепостного крестьянства, значительную часть которого составляли православные — белорусы и украинцы.
Поскольку король Станислав Август и партия Понятовских оказались в полной изоляции, Екатерина II обратилась к группе магнатов, недовольных реформами. При ее поддержке они провозгласили Тарговицкую конфедерацию, подняв мятеж против центральной власти. На подкрепление тарговичан были двинуты две русские армии — генералов Каховского и Кречетникова. Почти одновременно с началом этой войны Франция объявила войну императору. На стороне Австрии выступили Испания и Сардиния. В Петербурге ходили слухи о вспомогательном русском корпусе, который якобы должен был пойти на помощь австрийцам. Командующим называли Репнина. Суворов, строивший крепости на границе, встревожился не на шутку. «Что это вы затеяли?— мысленно вопрошал он тех, от кого зависело решение — быть или не быть ему в действующей армии, — Прошлого года я считал К[нязя] Г[ригория] А[лександровича ] у себя по пятам...» Он сознает, что без могучей поддержки Потемкина ему трудно получить боевое назначение, что недоброхоты «заглушат его талант». Все чаще ему приходят мысли об «абшиде» — отставке. Все чаще в письмах Турчанинову, и особенно Хвостову, звучат трагические ноты: «Усердная моя и простодушная служба родила мне завистников беземертных... Ныне 50 лет практики обратили меня в класс захребетников... Далек от тебя смертный, о, Мать Отечества! Повели вкусить приятный конец хоть пред эскадроном!»— читаем мы в письме Турчанинову от 21 июня 1792 г. Он умоляет старого друга передать императрице просьбу — «быть употреблену с каким отделением войск в Польше». Через три дня приходит ответ: «Польские дела не требуют графа Суворова. Поляки уже просят перемирия, дабы уложить, как впредь быть» [203].
Кампания в Польше и Литве идет успешно. Король Станислав Август заявляет о своем переходе на сторону тарговичан. В середине июля заключено перемирие. На Рейне французы терпят поражение от австрийцев. В соответствии с соглашением между королем Фридрихом Вильгельмом и императором Леопольдом Пруссия выставляет войска против Франции, но требует за это компенсации в Польше, по-прежнему претендуя на Гданьск и Торунь. Екатерина и новый император Франц не возражают. В августе прусские войска переходят границу Франции. В их рядах эмигранты — французские роялисты. Суворову кажется, что и эта кампания окончится быстрой победой. Он повторяет имена тех, кто оттер его от активной боевой деятельности; это графы Салтыковы и князь Репнин. Граф Иван Петрович переложил на него ответственность за большое число больных, умерших и беглых в Финляндской дивизии, задержав отсылку ведомостей в Военную коллегию. Глава военного ведомства граф Николай Иванович — смотрит на это сквозь пальцы, роняя авторитет Суворова в глазах Екатерины II. Но больше всех достается Репнину: «Крайне берегитесь Репнина,— наставляет он Хвостова в письме от 25-27 февраля 1792 г.— Для Репнина должно быть в бессменном карауле... Только я ему истинное противостояние». .
«Никто, как сей последний, как я по страсти первым солдатом, не хочет быть первым министром. И ни у кого так на то талант всех: I. стравить, 2. порицать, 3-е. унизить и стоптать, тверд и долготерпелив, не оставит плана до кончины, низок и высок в свое время, но отвратительно повелителен и без наималейшей приятности» (Письмо Хвостову от 1 VI. 1792 г.).
«При дворе язык с намеками, догадками, недомолвками, двусмыслием. Я — грубый солдат — вовсе не отгадчик... Не помышляю.,, никому мешать, ниже малейшему факционеру, и ежели кому чем стану в какую тягость, как то Репнину в его дальновидных проектах, ту ж минуту выеду вон. Никого не атакую, ни обороняюсь. Милосердие монаршее мне драгоценно!» (Письмо Турчанинову от авг, 1792 г.).
В какой-то момент Суворову кажется, что партия Репнина — «факция гугнивого Фагота» — сумела захватить бразды правления в Военном ведомстве и обрекла его на бессрочные строительные работы: «В сих трудах и сокращающейся жизни оставь меня в покое, о, Фалъгот! возпитанный при дворе и министре и от того приобретенными качествами препобеждающий грубого солдата! Не довольно ли уже ты меня унизил? И не от тебя ли, моего кровавого банкета десерт Каховскому? Ты меня якобы хвалишь: твой лай не столько мне вреден. Под сею благовидностию плевелы скрыты и под розами терны! Петр Иванович, изторгайте меня в поле. Херсон моя участь. Тут я потерян Великой Императрице!» (Письмо Турчанинову от 11. X. 1792 г.). Суворов уверен, что из-за козней Репнина он не получил в командование армию после смерти Потемкина, которая досталась Каховскому. Оказывается, еще в феврале 1791 г. Светлейший, отъезжая из армии в Петербург, хотел оставить командование Суворову. Но вмешался Репнин: «Оставляете Сув[орова]: поведет армию в Царьград или сгубит! Вы увидите»,— приводит он слова Репнина. Потемкин предпочел более осторожного князя Николая Васильевича, который сумел воспользоваться предоставившейся возможностью и добил противника в сражении при Мачине.
«С г[рафом] Николаем] Ивановичем] меня сплел жених [ом]. Стравил меня со всеми и страшнее,— продолжает Суворов.— Это экстракт. Я ему зла не желаю, другом его не буду даже в Шведенберговом раю». Неприязнь к Репнину так велика, что Суворов не может ручаться за дружбу с ним даже в раю, описанном знаменитым шведским инженером, ученым, мистиком Эмануэлем Сведен-боргом, раю, где господствует любовь к ближнему и любовь к божественной истине.
