— Может, снять паутину-то? — спросил Енот.
— Пусть! — слабо махнул рукой Втор-Каверза. — Пауку тоже есть надо.
— Охотник! — подхватили приказные.
— Большой ловкач.
— Этот свое не упустит!
А между тем патриарх Никон уже катил в Кремль, думая, как он сейчас нагрянет в первый попавшийся на глаза приказ, что сделает с ленивцами и чем поощрит тружеников.
На Пожаре послал Арсена Грека разменять в лавках на полуполтины дюжину ефимков. Ему теперь представлялось, как, войдя в приказ, он отколотит нерадивцев своим посохом, а потом побитых наградит. И конечно, такая учеба пойдет всем на пользу, а молва о патриархе разнесется самая пристойная.
В палату, где сидел Втор-Каверза, Никон вошел в тот миг, когда приказные уже потеряли интерес к мухе и откровенно дремали, ожидая сигнала к отпуску на обед.
— Ночью спите и днем спите? — спросил Никон, появившись как из-под земли. — А когда же вы бодрствуете? Когда государю служите?
И тотчас, заведя посох за спину, хватил им крайнего, бедного Енота, который один во всей палате не спал и даже писал. Удар пришелся по шее. В глазах у писаря потемнело.
Никон ударил каждого, и Втора-Каверзу тоже.
— Если будете спать, — пообещал патриарх приказным, — всех отправлю в Сибирь жиры протрясти. Вот вам мой наказ: все бумаги, все дела, задержанные и новые, за единый месяц сотворите разумно и по всей правде. А не будет по-моему, и вам пощады не будет. За радение же государю и разговор иной, за радение будет вам награда. И вот задаток к той награде!
Взял у Арсена Грека мешочек с деньгами и каждому самолично дал по полуполтине.
Получая деньги, побитые мгновенно веселели, и патриарх тоже развеселился.
— Что ты сидишь, как аршин проглотил? — спросил он, останавливаясь у стола Енота.
— Хрустнуло, — сказал Енот, боясь пошевелиться, — в шее хрустнуло.
— Так вот тебе полтина, коли хрустнуло! — засмеялся Никон, брякая деньги перед несчастным писаришкой.
— И у меня хрустнуло! — тотчас завопил Втор-Каверза.
— Вот и тебе! — Никон и ему дал полтину.
— И у меня!
— И у меня! — радостно завопили приказные.
— Вот вам всем ефимок на… — Никон поиграл глазами, — на… свечи!
— На свечи! — радостно гоготали приказные, поглаживая кадыки.
— Святейшему патриарху слава! — закричал петушком Втор-Каверза.
— Слава! Слава! — грянули приказные.
— Но уговор-то помните, — сказал Никон и пошел к выходу, весьма всем довольный.
Едва дверь за патриархом закрылась, Енот тихонько пополз с лавки и брякнулся на пол.
— Эй, поглядите! Что с ним? — крикнул Втор-Каверза.
— Помираю… Помираю, братцы, — прошептал Енот. — Патриарх, видно, убил меня.
Сказал и очень удивился сказанному.
Улыбнулся. Улыбка была виноватая: подгадил товарищам, застолье испортил.
9
Сильно пахло старым, немочным телом. Вошедший стоял в нерешительности, со света он пока ничего не видел, кроме бревенчатых стен да махонькой печки в углу, совсем игрушечной.
— Павел! Отец святой, ты ли? — раздался тихий, но радостный возглас.
Из-за печи с лавки поднимался навстречу гостю весь какой-то истончившийся, колеблемый воздухом белый старик.
— Стефан Вонифатьевич! — Голос у Павла Коломенского задрожал от жалости и отчаянья.
— Хвораю, — улыбнулся Стефан Вонифатьевич и сделал попытку наклониться под благословение, но его сильно качнуло. — Благослови, епископ.
— Ты бы на солнышко шел, Стефан, — сказал Павел, благословляя и усаживая болящего на лавку.
— Савватием меня зови. Я ныне — инок Савватий… На солнышко идти — мочи нет.
— А ты превозмоги себя. Солнышко — лучший врачеватель.
— Коли ты говоришь, чтоб шел, пойду. Тебя рад послушать. Ты — пастырь подлинный. Тебя Дух Святой возвел в архиереи. Иные через угодничество власть обретают. Живут по правилу: до Бога далеко. — И спохватился: — Тебе же на собор нужно! Отчего ты не на соборе?
— Душа попросилась прежде Никона тебе поклониться, Стефан Вонифатьевич.
— Савватий я.
— Отчего так все вышло? Зачем ты место свое быку уступил?
— Быку? — тихо засмеялся Стефан Вонифатьевич. — Не о себе думал, о государе.
— Вот ради государя и надо было постараться… — И осторожно спросил: — Не обижают?
— Спаситель и не такое терпел… Они бы, может, и рады обидеть, а все-таки стыдно. Монастырь сей у Красного холма во имя Зосимы и Савватия — основан на мои деньги, моим попечением. Ты бы шел на собор-то, гневить гневливого неразумно.
— Посоветуй, что делать… Никон даже символа веры не пощадил, одни слова меняет, другие вовсе выбрасывает.
— Сам сказал — бык. Пойдешь против — затопчет. Кому от того польза? Береги себя и многих убережешь от неистовства Никонова. Силой-то его теперь не одолеть, разве что лаской да смирением… Господи! Да не погубите же вы церковь нашу, превыше других стоящую в мире.
Торопливо покрестил Павла.
— Ступай! Ступай! Потом придешь, после собора. Неронов бы хоть унялся. Такие письма государю писал, аж страшно за него. Злое письмо. Все люди ныне злые. А ты злым не будь.
Расцеловались, всплакнули.
10
Собор начался всеобщим изумлением. Отныне священству предлагалось прославлять Господа Бога, попустившего своей волею «избра в начальство и снабдение людем своим сию премудрую двоицу, великого государя царя Алексея Михайловича и великого государя святейшего Никона патриарха».
Те, кто жил близко к Никону, ликовали, те, кто боялся Никона, ликовали пуще, чтоб не опростоволоситься, ликовали даже те, кто был патриарху врагом: ждали себе помилования за смиренность.
Далее собору представили подлинный греческий текст Константинопольского собора 1589 года, учредившего в России патриаршество. Перевод текста был зачитан.
Место, где говорилось о том, что все церковные новины подлежат искоренению и истреблению, было зачитано трижды.
— Сего ради, — обратился Никон к собору, — должен есть нововводные чины церковные к вам объявити.
Зачитал текст, подготовленный Арсеном Греком, и предложил вопросы для обсуждения.
Священство хоть и трепетало перед Никоном, облеченным ныне двойною властью, духовной и светской, однако посягательство на исправление текста «Символа веры» посчитало чрезмерно смелым.
Новая редакция предлагала опустить в восьмом члене символа веры слово «истиннаго», читать вместо «его же царствию несть конца» — «его же царствию не будет конца», вместо «рождённа, а не сотворённа» — «рождена, не сотворена», вместо «и во едину… церковь» — «во едину… церковь».
