Ознакомительная версия.
Все сущее обречено на исчезновение. Даже Вселенная не бесконечна, даже Земля не будет существовать ВСЕГДА. В этом смысле Рюриковичи были обречены… но их судьбу я считаю исключительно интересной и успешной. Почему? А потому, что было и есть продолжение. Продолжение — это и есть те тысячи, десятки тысяч людей, которые и в современном мире знают о своем происхождении от Рюрика.
С одним из них я знаком накоротке, как с известным в Петербурге археологом. С другим недавно встречался в Париже… В самой обычной квартире, с прекрасными картинами на стенах. На фотографиях — императоры Александр III Александрович и Николай II Александрович, императрицы. Фотографии незнакомых мне людей в мундирах императорской армии и в длинных пышных платьях того времени. Картины с русскими пейзажами. Один очень хорош: церковка века XIV на фоне пламенеющего закатного неба.
У князя сын и две дочери, семеро внуков. Это хорошо — красная сволочь промахнулась. Потомки убийц догнивают в убожестве, даже краденые миллиарды им не впрок. А Оболенских на земле много, и вымирать они не собираются.
Хозяин принимает в костюме с галстуком, на немолодых пальцах — перстни. Невероятно вежлив. Это не игра, это естественная аристократическая привычка. На протяжении разговора раза три подчеркнул, что он — русский и дома говорит только по-русски. Не вернется, хотя знает тех, кто возвращается, не хочет жить в России, но он — русский! Привезен сюда в два годика, местный… Но русский.
Все замечательно, кроме одного: хозяин меня почти не понимает. Я меньше ищу в разговоре немецкие слова, чем он ищет русские. Я ловлю себя на желании перейти на немецкий: может, он лучше понятен уважаемому князю Оболенскому. Стараюсь говорить медленно и четко, как в разговоре с иностранцем. И все же вижу — часто он теряет нить элементарного в целом разговора.
— Ви-ви… — на всякий случай соглашается он, кивает. Спохватывается и совершенно по-французски дважды подтверждает:
— Да-да…
И делает типично французский подтверждающий жест правой рукой.
Я с уважением отношусь к титулам. Если я профессор, то он — князь. Да и не худших людей выделяла история, когда выковывала таких вот — на девятом десятке с прямой спиной и в галстуке.
Но вот соотечественником моим князь Оболенский не является, как бы ни уверял в обратном. И его дочка, подававшая чай, говорит с сильным акцентом. А с мужем-французом она дома на каком языке говорит? И с детьми? Достойный человек, хороший человек. И портреты исторических личностей на стенах — по праву. И слава рода к лицу такому… с прямой спиной и умными глазами. И жаль, что мы сидим с ним в Париже, а не в Петербурге. Но это — не русский аристократ. Это француз русского происхождения.
Но я смотрю на него и невольно ищу общее со своим питерским знакомым и с князьями Голицыными, ведь они и хозяин дома — дальние-предальние, но родственники. Ищу зря — общих черт просто нет.
Есть, конечно, одна важная черточка, но она не во внешности… Потомки Рюрика проявляют явные признаки незаурядности. Хорошая кровь, интересные, яркие люди.
Вот эта незаурядность, прошедшая через века, и есть лучшее из возможных продолжений. Династия не сидит на престоле, род Рюриковичей давно перестал быть правящим родом. А история потомков Рюрика продолжается, и хорошо продолжается.
Существует множество историй, связанных с этим невероятно разросшимся кланом. Великое множество людей хотели бы иметь к нему отношение. Рассказывать ВСЕ эти истории физически невозможно… Я расскажу две из них и вынесу их в Приложение. Хотите — читайте, хотите — нет.
Приложение
Как потомок Гришки Отрепьева спасал династию Романовых, или Призрак настоящего царя (1909 год)
Эта история стала известна от человека, который в 1938-м недобром году был лагерным фельдшером в одном из лагерей Коми АССР. Там от отбывал десятилетний срок за внеклассовую гуманность к врагам народа: оказал помощь умирающему 80-летнему князю и его пятилетней внучке. Сознательный пролетарий, конечно же, делать ничего подобного никогда бы не смог и попал в лагеря справедливо. Он и тут трудился в больничке, и несколько часов слушал эту историю, пока умирал некий враг народа, бывший дипломатический чиновник. Медикаментов у фельдшера все равно не было, и оставалось только слушать этот дурно пахнущий, седым-седой, полусумасшедший скелет. Шестидесятилетний враг народа выглядел на все девяносто; прыгало пламя свечки от сквозняка, пищали обожравшиеся человечины крысы под полом, а парень все слушал и слушал.
Конечно, лагерному фельдшеру хватило ума ничего не записывать, и рассказал он эту историю уже в Париже, в 1946 году. До этого в его жизни были штрафной батальон, переход в немецкий плен и масса приключений, которые кажутся совершенно невероятными.
Ему поверили свои — такие же, как он, эмигранты, но, по правде говоря, и то не все. То есть история ходила по парижским кабачкам, и он рассказывал ее несколько раз, разным людям. Нашлись даже какие-то свидетели. Кое-что рассказывали и люди в России — из тех, кто мог знать какие-то обрывки произошедшего.
А вот французы в эту историю не поверили — потому что ведь коммунисты, «как известно», открыли все царские архивы, разоблачили все дипломатические тайны. И конечно, уж ЭТУ тайну они точно опубликовали бы!
Сама же история такова… В 1909 году на прием в русское посольство в Париже явилась некая дама, желавшая видеть посла. Непременно русского посла, лично посла, и не соглашалась ни на секретаря, ни на советника, ни на кого-нибудь другого. Только посол должен был видеть бумаги…
— Вот посмотрите, от моего покойного мужа остались документы…
Это были старинные документы на русском языке.
— У мужа предок в XVI веке был то ли поляк, то ли русский… Может быть, они интересные, эти документы? Может быть, вы их купите?
Его превосходительство, посол Российской империи Александр Иванович Нелидов, достиг тогда 74 лет, из которых 54 провел на дипломатической службе.
В обязанности его превосходительства вообще-то входило принимать посетителей, отнюдь не отталкивая от себя и от империи население союзной Франции. Бумаги он прочитал, и волосы его превосходительства встали дыбом. Потому что из бумаг явственно следовало: предком мужа этой провинциальной дамы и, соответственно, ее сына-подростка был… царевич Дмитрий. Дмитрия подменили совсем маленьким, трехлетним, и отправили, от греха подальше, во Францию. А его приемный отец не захотел расставаться с ребенком, купил новое имение в Шампани и навсегда скрылся от глаз московитов. И соответственно, этот французский мальчик, сын дамы, — прямой потомок московских Рюриковичей и законный наследник престола Российской империи.
Ознакомительная версия.
