Ознакомительная версия.
Гаубичный артиллерийский полк 159-й стрелковой дивизии 6-го стрелкового корпуса был использован как пехота, не было средств тяги[35].
Так что в создавшейся обстановке начальнику артиллерии 6-го корпуса стоило немалого труда подтянуть некоторые артиллерийские части к району боевого предназначения.
Тем не менее благодаря высоким организаторским способностям С.С. Варенцова, его быстрой реакции на происходящие события большая часть артиллерии корпуса начала боевые действия организованно и умело, обеспечивая оборонительные бои и отход стрелковых частей в направлении Львова.
Первым действительно неприятным сюрпризом для немцев стали действия родной для Сергея Сергеевича 41-й стрелковой дивизии 6-го стрелкового корпуса, находившейся южнее направления главного удара немецких войск.
Так как командир 41-й стрелковой дивизии генерал-майор Г.Н. Микушев имел самое непосредственное отношение к становлению С.С. Варенцова как начальника артиллерии дивизии, нелишне рассмотреть более подробно действия этой дивизии в приграничных сражениях.
В соответствии с планом прикрытия государственной границы 41-я стрелковая дивизия должна была совместно с частями укрепленного района оборонять заблаговременно оборудованную у границы полосу и не допускать прорыва противника на территорию СССР.
Передний край обороны частей дивизии проходил в 10 километрах от границы. Перед фронтом обороны дивизии создавалось предполье (в современной терминологии – полоса обеспечения). Его должны были оборонять передовые отряды, выделенные от каждого полка первого эшелона в составе усиленного стрелкового батальона.
Частям 41-й стрелковой дивизии удалось занять назначенные планом участки обороны. Несмотря на то что распоряжение военного совета 6-й армии на вскрытие пакетов с планом действий на случай войны было получено штабом дивизии только 22 июня в пять часов тридцать минут, подъем ее частей по тревоге начался значительно раньше по решению начальника штаба дивизии полковника Н.В. Еремина, находившегося в лагере и получившего около 4 часов сообщение от комендантов пограничных участков о том, что противник крупными силами перешел государственную границу во всей полосе дивизии. Прибывший вскоре командир дивизии генерал-майор Г.Н. Микушев приказал частям выдвигаться на свои участки обороны.
Части 41-й дивизии, побатальонно выдвигаясь к границе, занимали свои участки, чему способствовало в первую очередь наличие полосы обеспечения, на преодоление которой противнику потребовалось 1,5–2 часа[36].
Натолкнувшись на организованное сопротивление, противник превосходящими силами стремился расчленить дивизию и одновременно искал пути ее обхода. Перед генералом Г.Н. Микушевым встала задача противодействия расчленению и окружению.
Избегать расчленения удавалось благодаря высокой активности обороны, которая проявлялась в первую очередь в нанесении контратак по группировкам противника, вклинившимся в оборону, а также перед передним краем обороны. В ходе отражения атак противника командир дивизии использовал широкий маневр силами и средствами, а также огонь артиллерии по изготовившемуся к наступлению противнику. Командир корпуса по предложению начальника артиллерии корпуса полковника С.С. Варенцова усилил 41-ю дивизию корпусным артиллерийским полком. Поддерживаемые огнем 152-мм гаубиц, воины дивизии за первый день боя уничтожили сотни гитлеровцев, подбили 30 танков[37].
Контратака в полосе обороны 41-й стрелковой дивизии была проведена двумя полками первого эшелона 23 июня после того, как противник понес значительные потери от проведенных огневых налетов артиллерии и вынужден был временно перейти к обороне. Удар наших частей оказался внезапным, и гитлеровцы начали отходить. Преследуя их, 102-й стрелковый полк подполковника Г.Г. Чумакова вышел к государственной границе на участке около восьми километров и углубился на вражескую территорию (точнее, оккупированную Германией территорию Польши. – Ю. Р.)[38]. По некоторым данным, вклинение было осуществлено на глубину более чем 3 километра[39].
К исходу 23 июня противник, угрожая прорывом на участке левофлангового 139-го полка, потеснил его подразделения. Командир дивизии, не имея резервов, отвел 102-й полк в исходное положение, чтобы увеличить плотность войск за счет сокращения ширины полосы обороны и выделить силы для оказания помощи левофланговому полку, который был усилен артполком и, осуществив перегруппировку, перешел в контратаку, отбросив противника за линию укрепленного района.
В полдень артиллерия 41-й стрелковой дивизии провела несколько огневых налетов по главной группировке противника, действовавшей на направлении Томашув, Рава-Русская. В результате немецкое командование было вынуждено на несколько часов отложить намеченное на утро наступление.
В полосе 41-й стрелковой дивизии наносила главный удар 17-я армия противника. Еще 22 июня командующий группой армий «Юг» фельдмаршал Рундштедт решил ввести здесь в сражение после захвата пехотой Равы-Русской 14-й моторизованный корпус. По его расчетам, это должно было произойти к утру 23 июня. Планы Рундштедта сорвала 41-я дивизия. Несмотря на яростный огонь немецкой артиллерии, массированные удары бомбардировщиков, полки дивизии совместно с батальонами Рава-Русского укрепрайона и 91-го погранотряда пять суток держали оборону против пяти пехотных дивизий немцев. Успеху обороны способствовала 8-я танковая дивизия 4-го мехкорпуса: в ночь на 26 июня она с тыла атаковала 97-ю легкую пехотную дивизию противника, пытавшуюся, в свою очередь, с юга выйти в тыл дивизии Г.Н. Микушева. 41-я стрелковая дивизия только по приказу командующего 6-й армией в ночь на 27 июня отошла на рубеж восточнее Равы-Русской[40].
Сергей Сергеевич знал, что ранним утром немцы бомбили Львов. Болела душа за семью: живы ли, успели ли эвакуироваться?
Первые часы и дни войны надолго остались в памяти Эрлены Сергеевны. «21 июня 1941 года, – рассказывает Эрлена Сергеевна, – она с матерью Екатериной Карповной готовились завтра, в воскресенье, выехать из Львова в пограничный городок Яворов в гости к отцу. В хлопотах незаметно промелькнула короткая ночь. Едва они прилегли на диван вздремнуть перед дорогой, как на город посыпались бомбы. Началась война. Когда началась вражеская бомбежка, мама произнесла: «Как отец был прав: он говорил, вот-вот начнется война, но мы победим!» Наскоро одевшись и захватив с собой самое дорогое, что было в их квартире, – золотые часы, подаренные папе наркомом обороны за отличную боевую подготовку артиллерии 41-й стрелковой дивизии, они с трудом добрались до вокзала, откуда отправлялся эшелон с эвакуированными.
Нина, побегав, нашла в одном из вагонов одно свободное верхнее место. Так втроем мы и разместились на одном верхнем месте. Людям на нижней полке Нина сказала, что мы семья военных, но нас на нее не пустили. Мама и сестра были в платьях, а я как была в пижаме, так и осталась в ней.
Вагон проверили, и поезд тронулся. Куда? Неизвестно! Я не буду описывать, сколько этот эшелон останавливался, так как часто налетала немецкая авиация и бомбила без конца. Я через узкое окошко без стекла устанавливала по звуку мотора, какой самолет летит – немецкий или наш. При налетах авиации эшелон останавливался и все разбегались по укрытиям. Если у немцев заканчивались бомбы, они начинали обстреливать из пулеметов всех подряд: детей, женщин, стариков. В течение полутора месяцев мы добирались до Куйбышева. Надо отметить, что на станциях-остановках нас ждали. Были развернуты кухни с питанием, подготовлена одежда, одеяла, полотенца. Это было почти счастье! Но вскоре мы услышали, что поезд в Куйбышеве останавливаться не будет, а пойдет в город Ош (Киргизия. – Ю. Р.) и там нас оставят. Мы были расстроены, поскольку в Куйбышеве жили родственники жены папиного брата Николая. Тогда мы приняли решение: как только эшелон будет проходить мимо вокзала, он пойдет медленнее, а мы за это время должны покинуть вагон.
Так мы и сделали. И оказались в городе Куйбышеве.
Нашли комнату на первом этаже в том же доме, где жила бывшая жена брата Николая (спасибо ей), у какого-то старика. Поселились в пристройке к дому с окном и двумя кроватями без матрасов. Но мы и этому были очень рады – не бомбят, не стреляют. Но где же папа, наш любимый, родной?»
Сергей Сергеевич нашел свою семью только в начале 1942 года.
«Мы слышали, – продолжает дочь полководца Эрлена Сергеевна, – что папу наградили орденом и присвоили звание генерала… Нина пошла работать на завод артиллерийских снарядов, мама – на почту, а я – во второй класс.
Отапливать с осени комнату решили так: купили две керосинки и почти каждый день стояли в очереди за керосином. Уходя, все выключали, приходили – все включали и нагревали комнату. Мне сестра принесла из госпиталя (где тоже подрабатывала) выброшенную сломанную кровать.
Ознакомительная версия.
