Разумеется, жители Людинова, как и москвичи, и ленинградцы, и вологодцы, и киевляне, и новосибирцы, и тбилисцы, ничего не знали ни о предупреждении британского премьера Черчилля Сталину, никогда не слышали имени Рихарда Зорге, даже не подозревали о его существовании. Но они хорошо знали, что германский фашизм — их смертельный враг, и понимали, что война с Германией неизбежна. Они не верили миролюбию Гитлера, но… они верили Сталину, верили в его мудрость и непогрешимость. Верили и надеялись, что пакт хоть на время отвел от нашей страны Смертельную угрозу.
То было странное, загадочное, едва ли не мистическое переплетение здравого народного разума и слепой веры в вождя, веры в чудо. Возможно, способствовало тому и известная черта русского характера, непостижимое наше, тысячу раз опровергнутое жестокой жизнью и столько же раз возродившееся «авось пронесет». Не пронесло… И не могло пронести.
Оперуполномоченный НКГБ СССР,[6] сержант госбезопасности — что соответствовало званию лейтенанта в Красной Армии — Василий Иванович Золотухин прибыл с семьей к новому месту службы в Людиново года за полтора до войны. Это был крепкий, коренастый тридцатидвухлетний мужчина, настоящий службист, в хорошем смысле этого слова, но порой слишком прямолинейный и, к сожалению, как многие тогда, не избавившийся от синдрома подозрительности, а потому скорый на не всегда праведные решения. Это частенько усложняло его отношения с людьми, а в конечном счете самому ему изрядно попортило жизнь.
Действительную — четыре года — Золотухин отбыл в погранвойсках на границе с Ираном. Сам уроженец Орловской области, он затем был направлен на учебу в школу НКВД в Ленинград, по окончании которой служил в разных городах той же Орловщины. С 23 июня 1941 года Золотухин считался отбывшим в очередной отпуск. Прослушав в воскресенье 22 июня речь по радио наркома иностранных дел СССР В.М. Молотова о нападении фашистской Германии на СССР, он понял, что заслуженный отпуск откладывается на неопределенное время, как оказалось — навсегда.
Бывая в областном центре, Золотухин слышал, конечно, не слухи — вполне достоверные разговоры о том, что на западной границе и в приграничных областях Украины и Бепоруссии в последние месяцы резко возросло число задержанных агентов немецких спецслужб, что участились нарушения воздушного пространства СССР германскими разведывательными самолетами.
С ним самим совсем недавно произошел случай, оставивший в душе неприятный осадок. Недели две назад к нему в райотдел пришел майор-пограничник из-под Вильнюса. 11 росил помочь с отгрузкой в расположение его погранотряда партии цемента и локомобиля — оборонительные сооружения на тамошней границе спешно укреплялись. Усталый майор рассказал, что на сопредельной стороне в последнее время явно происходит сосредоточение немецких войск. Золотухин помог майору ускорить отгрузку, потом уже узнал, что груздо получателя так и не дошел, застрял где-то в пути.
В тот же день Президиум Верховного Совета СССР принял Указ о мобилизации военнообязанных ряда военных округов. Мобилизации подлежали военнообязанные 1905–1918 годов рождения. Первый день явки мобилизованных на призывные пункты был назначен на понедельник 23 июня. С этого числа значительную часть каждого дня Золотухин проводил в райвоенкомате, в призывной комиссии.
Работы в ней было много. Мобилизация осуществлялась не механически — незаменимые специалисты производства и высококвалифицированные рабочие подлежали бронированию, иначе пришлось бы остановить заводы. Кроме того, комиссию захлестывал поток добровольцев — приходили и мужчины старших возрастов, и вчерашние безусые школьники.
По окончании рабочего дня в военкомате Золотухин шел к себе, на второй этаж здания райотдела НКВД, где располался и его кабинет, здесь часов до двух ночи занимался уже своими, контрразведывательными делами. Их тоже хватало.
Однажды в военкомат пришел рослый, красивый парень. Золотухин невольно обратил внимание на его ясные серые глаза под изогнутыми своеобразно, уголком, густыми бровями. На вид парню было лет восемнадцать (таких добровольцев в армию принимали), но, как выяснил военком майор Шустов из его новенького паспорта, ему только в марте исполнилось шестнадцать и он только что перешел в десятый класс…
Меж тем, воспользовавшись неподготовленностью Красной Армии к началу войны, германские войска, невзирая на упорное сопротивление, наступали по всему фронту, захватывая все новые и новые города и населенные пункты. И повсеместно буквально с первых дней оккупации на этой территории возникали партизанские отряды и группы подпольщиков.
29 июня 1941 года Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) направили директиву партийным и советским организациям прифронтовых областей. Директива, в частности, предписывала создавать в занятых врагом районах партизанские отряды и диверсионные группы, всюду и везде создавать для врага и его пособников невыносимые условия, срывать мероприятия противника.
18 июля ЦК ВКП(б) принял постановление «Об организации борьбы в тылу германских войск». Постановление предписывало руководителям местных партийных и советских организаций всех уровней лично возглавить эту борьбу, чтобы придать ей самый широкий размах и боевую активность.
По тому, как тревожно развивались события на фронте, Золотухин, как человек здравомыслящий, понял, что постановление это вскоре распространится и на него, а потому надо действовать с опережением событий. Для него, кадрового сотрудника органов госбезопасности, это прежде всего означало подбор людей для ведения в Людинове разведывательной, подпольной работы в случае оккупации города и района немцами.
Военком Шустов парня, разумеется, завернул, буркнув в тысячный раз фразу, которую произносил уже не одному такому добровольцу:
— Подрастешь, сами призовем. Еще успеешь навоеваться.
Когда расстроенный парень вышел, Золотухин последовал за ним и нагнал в коридоре.
— Что, воевать хочешь?
— Хочу, — парень внимательно взглянул на Золотухина, — товарищ сержант государственной безопасности.
А парень разбирается в званиях, — уважительно подумал Золотухин, потому что обычно люди, видя «два кубаря» в петлицах, называли его на армейский лад «товарищ лейтенант».
— Как зовут?
— Алексей Шумавцов.
— Не сын ли Шумавцова Семена Федоровича?
— Сын…
Золотухин немного знал заместителя начальника железнодорожного цеха Локомобильного завода Шумавцова-старшего, знал с наилучшей стороны. Да и сын ему понравился.
