него их было штуки три: ондатровая, лисья, собачья.
Собачьи шапки случались у свекрови потому что у них во дворе всегда бегало много собак, включая прибившихся. Попадались очень симпатичные, свекровь их любила, как и котов. Но свёкр часто заезжал во двор ....резко, и несчётное количество животных попало к нему под колеса. И дабы добро не пропадало, с них тут же сдиралась шкура.
====
Серёга ещё до моего приезда притащил и установил в комнате самодельный электро-радиатор. Это была настоящая ребристая чугунная батарея почти во всю длину стены, установленная под окном, в неё залили солёную воду, и она включалась в розетку. В комнате было тепло. Батарея аж гудела. Я не представляю как электросеть такое выдерживала и почему нас не поубивало током. Но я не разбираюсь в этих вопросах. Вообще там электросеть наверное была мощнейшая.
У нас в комнате был столовский квадратный стол у окна, две кровати по боковым стенам: одна пошире, а другая узкая односпалка, черно – белый телевизор на ножках и очень глубокая ниша, выполнявшая функцию стенного шкафа.
На входе часть комнаты была выгорожена уголком под прихожую – кухню. Там была вешалка с большими металлическими крюками, на которой висели Серёгины шинели и бушлаты. В углу был садовый рукомойник с ведром внизу и узенькая вдоль стены до двери полочка. На ней стояла электроплита на две конфорки. Потом я докупила электро – духовку. Холодильника у нас по началу не было. Но был подмосковный январь и холодильником служил пакет за форточкой. А что еще человеку надо?
Потом более широкую кровать, из которой торчали беспощадные пружины мы выкинули и поставили раздвижной диван. А узкая кровать использовалась чтоб на неё сбрасывать вещи и для гостей. К нам периодически ещё и кто-то приезжал. То есть приезжали в Москву, но останавливались у нас. Я помню смешную фразу, что для молодожёнов узкая кровать это роскошь. Вот примерно так и было.
С этой форточкой, изображавшей холодильник случилось то, что должно было случиться – мы её разбили. Но благодаря мощной батарее холодов от этого не наступило. Потом как-то стало прохладно, наверное я батарею выключила при первой же возможности: я ее крепко побаивалась. И я сказала Сергею, что с окна дует. Он мне посоветовал взять вату и заделать щели. Я спросила: «Зачем же я должна заделывать щели, если и стекла-то нет?». Немедленно был прислан солдат – стекольщик и всё исправил.
Мой муж был сказочно ленив. На все что надо было сделать, он всегда отвечал: "Я пришлю солдата". Однажды надо было вставить другой дверной замок, потому что этот уже рассыпался. Надо сказать, что на этой несчастной двери была куча отверстий от бывших замков, но вот совсем подходящего не было. Я просто немного потрудилась и вставила замок в дверь сама. Не знаю почему приход очередного солдата – специалиста вызывал у меня злость. Я вообще в прошлой жизни к военным испытывала раздражение. Не знаю до какой степени меня нужно было доконать дома властной опекой и тем что «подруги замужем давно», чтобы я сбежала замуж за первого встречного военного только бы уехать подальше.
Кстати, у нас были на мой вкус очень красивые обои. Я спросила о них и Серега через замыкание сказал что – да, это он их приклеил. О, наивная молодость. Потом ко мне в гости пришла соседка – Лена из финского домика напротив и рассказала что раньше в этой комнате жила она со своим прошлым мужем и все обои тут клеила и щели от крыс заделала именно лично она. А раньше тут крысы сновали аж бегом.
Когда окончательно степлело, то мы вынужденно купили высокий холодильник Донбасс, и он занял центральное место в нашей комнате и кажется почему-то не гудел. Я просто про "гудел" не помню, может сон был крепкий. У нас в холодильнике всегда что-то было. Серёга периодически притаскивал из части то мясо с этикетками, гласящими что оно австралийское, то кучу красной рыбы. Еще Серёгина мама нас затоваривала салом солёным, салом топленным, печёночным паштетом, колбасой кровяной (которую Сергей не ел). Короче, мы явно не голодали.
Больше всего Серёга любил жареную картоху, семечки и компот. Для компота он самолично купил пятилитровую кастрюлю. А семечками набивал карманы и целыми днями на работе их грыз. Может они его как-то успокаивали.
Ещё родители прислали мне стиралку с центрифугой "Волна-9м", которую Серёга на грузовике ездил забирать из багажного отделения Павелецкого вокзала. Потому что когда моя мать увидела тот барак и его «временные» условия, то была бесконечно шокирована. А я, как ребенок, в общагах ранее не живший, отнеслась к этому как к чему-то интересному, к некоему опыту. У меня же не забирали, как я считала, родительский дом, просто сейчас живем тут.
Воду для стирки надо было греть. И для этой цели я купила себе пару огромных кипятильников. Ведро ставилось на электроплиту, и в него ещё втыкался кипятильник, то есть грели с двух сторон. Для стирки нужно было четыре ведра воды. Но достаточно было закипятить два и к ним долить два холодных. Потом надо было слить использованную воду в помойное ведро и вынести в туалет или на улицу. Бельё вывешивалось на веревки на площадке за бараком.
Но мы на всё это смотрели как на временное – сдадут дом – мы переедим, а сейчас как на даче. Хоть в стране и пошёл движняк, но кто же подумает, что с такой великой глыбой что-то может случиться. И офицер – профессия престижная, у него зарплата больше, чем у инженера в два раза, тем более живём в Подмосковье.
========= Историческая синхронизация ===========
В январе 1987 арестовали зятя Брежнева – Чурбанова. Как ни за что его "вознесли" так примерно за это же его и "втоптали". Тяжёлая работа быть "просто зятем". И за тем все годы до "окончания" СССР длилось расследование по узбекскому «Хлопковому делу», интересное тем, что следователи и ответчики периодически менялись местами, а в промежутке кого-то расстреливали.
«Легко ли быть молодым?» режиссёра Юриса Подниекса – вторая полнометражная документалка в моей жизни, которую я смотрела в кинотеатре. Первая была в Киеве за пару лет до этого – о Вьетнаме (кошмар и напалм).
Смотреть фильм мы с Серёгой ездили в Москву. Этот фильм был более интересен Серёге, чем мне, потому что показывал новую советскую молодежь. А Серёга считал себя как бы
