называть себя Миша Лаптандер, родился в чуме. Всю жизнь он был оленеводом.
– На олень хочешь катаЦа? – предложил Ямис.
– Хочу-у-у! – чуть ли не подпрыгивая от радости как ребенок, отвечаю оленеводу.
– Садись на нарты! – улыбаясь, произнес мой новый знакомый.
Мы сели на нарты, запряженные оленями.
Лаптандер взял шест, которым погоняют оленей.
Такой шест называется хорей. И помчались навстречу ветру в сторону Полярного Урала. Я почему-то сразу вспомнил песню: «Увезу тебя я в тундру!».
Помните?
Был такой исполнитель Полад Бюль-Бюль Оглы?
«Ты увидишь север крайний! Ты увидишь он бескрайний! Я тебе его дарю! Хе-хей!» – пел он.
С горизонта уже исчезли силуэты воинской части и чумов.
– Ями-иии-ис! По-во-ра-чи-вай! – крикнул я сквозь встречный ветер оленеводу, тряся Лаптандера за рукав.
Мы вернулись в стойбище.
Еще немного поболтали с Лаптандером и попрощались. Мне нужно было возвращаться в часть, докладывать результаты «разведки».
Письма в армии – это отдельная история.
Тогда в 90-е еще не было интернета, не было мобильных телефонов. Отправляешь письмо домой, а ответ обратно получишь в лучшем случае через две недели. Но сколько радости было от этого кусочка бумаги, который держали в руках твои близкие. Казалось, будто сама бумага пахнет твоим домом.
Читаешь эти строки, написанные рукой близких людей, и ясно представляешь себе картину всего, о чем написано в письме.
Написание армейского письма – это целый ритуал.
Само собой, ты пишешь письмо не тогда, когда тебе захочется. А когда у тебя появилась свободная минутка. Ты же на службе!
Напишешь пару строчек домой, а тебя вдруг куда-то срочно вызвали. И так можно писать письмо неделю.
А потом, когда ты закончил свой «шедевр», запечатываешь письмо в конверт, облизывая языком.
И подходишь к посту дневального. Там всегда лежала треугольная печать с надписью: «Бесплатно. Матросское письмо». Ставишь эту треугольную печать на конверт и бросаешь в ящик с надписью «Почта».
Я обычно писал маме.
Каждое письмо начиналось со слов:
«Привет из Хальмер-Ю!»
Дальше я рассказывал о своей службе.
О тундре, какая она красивая и необъятная. О снеге, как он буквально ослепляет на солнце. Об оленеводах, которые поставили чум недалеко от нашей части.
Как катался на оленьей упряжке. Я писал о том, как мы дружно здесь живем с ребятами-сослуживцами (хотя на самом деле по-всякому бывало). Рассказывал, что нас очень хорошо кормят. Например, на завтрак дают вкусную кашу.
А недавно были оладушки со сгущенкой.
В-общем, делал все, чтобы мама не расстраивалась и не знала лишнего о тяготах и лишениях военного моряка. Не знаю, верила ли она. Но думаю, верила.
И была уверена, что сын спокойно служит.
А зачем родителям знать лишнее?
Я думаю, ты со мной согласишься, мой читатель.
Ведь не расскажешь маме, что частенько спишь всего по 2-3 часа в сутки. Особенно первые полгода службы.
Ей не расскажешь, что пурга заносит дома по самую крышу. И вот уже вторую неделю не стихает.
Перемело дорогу на Воркуту. И поезд не ходит.
Из-за пурги мы не можем получить паек.
А на продскладе почти не осталось продуктов.
Грызем сухари, заранее припасенные нашим коком от остатков хлеба. И запиваем сухари водой из топленого снега. Из-за пурги мы даже до поселка не можем доехать за питьевой водой. С камбуза мы берем котел, наполняем его снегом. Потом ставим на плиту. Наконец-то снег превращается в воду!
А еще очень хочется курить.
Да-да! Я еще, оказывается, и курю как «паровоз»!
Этого мама тоже не знает.
Сигареты у нас тоже кончились.
Мы отрываем доски от стен в кубрике.
Туда часто засовывали «бычки» прежние призывы, которые здесь служили. Потом мы складываем найденное «богатство» в коробку из-под шахмат.
Забиваем доски на место и делим найденную добычу.
Нет! Это маме знать не нужно.
Материнское сердце должно быть спокойно….
Я уже третий месяц в Хальмер-Ю.
Пришло письмо от мамы. Читаю и пытаюсь вспомнить мамино лицо. И не могу!
Закрываю глаза и пытаюсь вспомнить.
Но вижу какой-то расплывчатый силуэт.
Я забыл лицо моей мамы!
Тогда я зажмуриваюсь еще сильнее и начинаю вспоминать. Какие у нее глаза, морщинки, лоб, нос.
Сам себе дополняю в сознании забытые элементы лица моей мамы.
Привет из Хальмер-Ю! Мама!
Весна в тундре наступила во второй половине мая.
Все активно начало таять.
Вдруг со всех сторон потекли талые воды.
Даже при открытии уличной двери в казарму вода устремлялась потоком в помещение.
Я первый раз увидел, как вообще выглядит наша часть. До этого я мог наблюдать только один большой сугроб.
Мы с товарищем Саней, который был со мной одного призыва и служил автослесарем в гараже, залезали на крышу этого самого гаража и смотрели на Полярный Урал. В хорошую ясную погоду он был отчетливо виден. И напоминал Тянь-Шань. Мы сидели, курили. Мечтали о том, какой будет наша жизнь после армии.
Скудная природа тундры очень быстро оживала и пыталась взять все, что можно от короткого полярного лета. С юга прилетали птицы: гуси, утки, и даже редкие турухтаны. Чтобы «отгнездится» в тундре, вывести потомство и осенью опять улететь в теплые края.
В конце июня в тундре «поперли» грибы.
Я частенько уходил гулять в тундру и набирал пару пакетов грибов. Собирать грибы в тундре, это совсем не то, что в лесу. Стоишь как в поле и смотришь по сторонам. Далеко видно.
Ага! Вон подберезовик, а вон подосиновик!
Потом приносил грибы на камбуз.
Кок Серега жарил нам их с сушеной картошкой.
Еще летом ловили рыбу в местной реке под названием Хальмер-Ю. Или Хальмерьюшка, как ее ласково называли местные жители. В-целом, получалось неплохое дополнительное питание к нашему скудному меню.
А поселок Хальмер-Ю тем временем «выезжал».
Каждый день уходил поезд с грузовыми вагонами, заполненными личными вещами хальмерюнцев.
С каждым днем отъезжающих становилось все больше. Кто-то из местных жителей приходил к нам в часть к командиру. Просил дать пару матросиков помочь погрузиться. Командир выделял пару свободных человек просящему.
Я тоже часто участвовал в таких погрузках.
Нам морякам это было даже в радость.
Во-первых, хоть ненадолго можно было выбраться из части. А во-вторых, местные нас всегда «благодарили» за
