Самое обидное заключается в том, что результатом такой «морально-педагогической дипломатии» стало невообразимое даже для периода холодной войны одичание нравов в международной политике: вместо движения вперед явственно обозначилась архаизация интернациональной жизни. Трудно не согласиться с В.Т. Третьяковым, одним из самых проницательных наших аналитиков, который саркастически характеризует сложившуюся в результате перестройки ситуацию следующим образом: «…По сути, международные отношения во все времена, включая и сегодняшние, немногим отличаются от норм поведения организованных преступных группировок. То же право на насилие, включая убийство. Та же ставка на силу как на решающий аргумент в споре. Тот же инстинкт нанесения упреждающего удара. То же преимущество не у самого умного, а у самого наглого, беспринципного и лучше вооруженного. Та же власть победителя над побежденным, в том числе и в части завладения его имуществом, в свободе победителя судить побежденного задним числом. То же право победителя устанавливать новые, более выгодные для себя правила дальнейшего порядка на подконтрольной ему территории. Наконец, тот же императив периодического публичного избиения кого-то из окружающих, демонстрация своей силы. Дабы каждый знал: не станешь подчиняться – будешь бит или убит. Словом, власть силы и страха». И далее: «…Правда только одна – вычисленная и сформулированная в Вашингтонском обкоме партии. Все тотальное тоталитарно. Даже тотальный гуманизм. Даже тотальная демократия. Тем более – тотальное право судить и наказывать»[18]. Это было сказано в марте 2003 года по поводу интервенции США в Ираке, но сохраняет актуальность и за пределами указанной темы. В качестве примера может служить подготовленная с помощью США агрессия Грузии против Южной Осетии в августе 2008 года. Не стоит забывать, что нынешняя ФРГ остается одним из самых близких американских союзников.
Удар по германскому направлению советской внешней политики, которое на всем протяжении послевоенного периода являлось одним из самых чувствительных аспектов ситуации в Европе и в мире, повлек за собой непоправимые последствия. Прочность международного положения Советского Союза зависела не только от состояния его отношений с США, но и от стабильности в европейском предполье СССР, а эта последняя определялась главным образом обстановкой на германском пространстве, представленном в основном двумя самостоятельными государствами – Федеративной Республикой Германией, занимавшей ведущие позиции в интегрированной части Европы и в НАТО, и бесконечно более слабой Германской Демократической Республикой, выступавшей в центре континента в роли аванпоста объединений восточноевропейских социалистических стран. Именно в сфере германских дел решалось, сумеем ли мы оказаться достойными наследия Победы, доставшейся нашему народу неимоверно тяжелой ценой. В 1945 году возможные в будущем угрозы для СССР с Запада были в военно-политическом и географическом плане отодвинуты от европейских границ страны. Организация Варшавского договора была той «подушкой безопасности», которая создавала уверенность в том, что даже самые отпетые политические авантюристы трижды задумаются, прежде чем под любым предлогом пытаться оказывать давление или шантажировать СССР. Роль несущей опоры ОВД выполняла ГДР, западная граница которой была линией соприкосновения обоих мощнейших военных альянсов XX века.
После того как Западом были сорваны все послевоенные попытки Москвы добиться восстановления единства Германии на условиях ее невхождения в союзы, направленные против кого-либо из участников антигитлеровской коалиции, жизненный интерес СССР и всего социалистического сообщества состоял в том, чтобы обеспечить внешнюю стабильность, внутреннюю устойчивость и экономическое процветание ГДР. Но именно к судьбе ГДР новое руководство СССР проявило полнейшее равнодушие. Дело дошло до того, что новый глава МИД перестал брать с собой на переговоры по германским делам специалистов соответствующего профиля из своего министерства, которые «надоедали» ему квалифицированными советами и возражениями против безграмотных решений. Известный российский дипломат и политолог О.А. Гриневский вспоминает, как С.П. Тарасенко, помощник министра иностранных дел СССР и его доверенное лицо, объяснял отсутствие германистов в делегации, вылетевшей в Оттаву в феврале 1990 года (где намечалось принятие основополагающих решений по «германскому вопросу»): «Без них даже лучше. А то будут под ногами путаться и на все отвечать только «нет»»[19]. Но именно в Оттаве, в отсутствие экспертов МИД СССР по германским делам, было принято решение о порядке ведения переговоров об условиях объединения Германии по формуле «два плюс четыре» (то есть достижение договоренностей между обоими германскими государствами с последующим одобрением их четырьмя великими державами) вместо намеченной первоначально формулы «четыре плюс два» (выработка урегулирований четырьмя державами при равноправном участии обоих германских государств). В итоге созданная в Оттаве переговорная система предоставляла односторонние преимущества ФРГ и сводила к минимуму возможности СССР оказывать определяющее влияние на формирование будущего статуса объединенной Германии. Одновременно переживающая глубокий кризис ГДР утратила всякие шансы отстоять свои интересы. Бонн получал восточногерманскую республику в дар на блюдечке с золотой каемочкой.
Мне никогда не доводилось входить в число экспертов, сопровождавших (или не сопровождавших) великого перестроечного дипломата, но я знаю, что мнение посольства СССР в ГДР, включая и мое личное, он не ставил ни в грош точно таким же образом.
Свободно ориентироваться в германских делах может лишь тот, кто хорошо знает историю взаимоотношений России с Германией, которые всегда занимали особое место во внешнеполитической сфере жизнедеятельности нашей страны. Нет ни одного другого государства в Европе, с которым нас связывали бы столь тесные и противоречивые связи. Вся российско-германская история полна крутых поворотов и неожиданных изломов. XX век, в начале которого добрососедские традиции российско-германского общения стали уходить в прошлое, можно без преувеличения назвать российско-германским столетием. Характер отношений между двумя странами определял политическую атмосферу в Европе и, следовательно, в мире. Исход обеих мировых войн решался на Восточном фронте, где в смертельной схватке сходились лицом к лицу вооруженные силы Германии и России. Даже для второй половины века, заполненной единоборством между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки, контекст российско-германских отношений не потерял своего судьбоносного значения. Интеграция одного из послевоенных германских государств в западный альянс гарантировала сохранение НАТО во главе с США, что цементировало раскол Европы. Точно так же включение другого германского государства в геостратегическую систему безопасности СССР в Европе обеспечило завершение формирования социалистического лагеря и Организации Варшавского договора под советским патронажем.
