Ознакомительная версия.
Не удивительно, что поначалу я совершенно растерялся. К тому же меня практически сразу, неожиданно, ввели в спектакль «Вас вызывает Таймыр» — вместо заболевшего артиста. Прихожу на репетицию и вижу, что в афише моя фамилия! Как играл — не помню… Казалось, что очень плохо и что после такого дебюта меня уволят.
Этого, однако, не случилось. Более того, пишет М. Я. Липецкая, «роль Ашота Мисьяна в спектакле „Вас вызывает Таймыр“ была оставлена за Папановым. Играл он эту роль в прямую очередь с основным исполнителем, что на театральном языке означает не только „через спектакль“, но и признание».
Очень нелегко мне было поначалу в этом театре. Многое пришлось постигать, многому учиться. И при этом сыграть за первые полтора сезона одиннадцать ролей, таких, например, как Василий Сыропятов в «Женитьбе Белугина», Джек Холидей в «Мешке соблазнов» (по М. Твену), Лыжиков в «Роковом наследстве» Л. Шейнина, Нептун и Помощник режиссера в «Льве Гурыче Синичкине» Д. Ленского… Ролей было много… и ничего стоящего.
Сложность положения новичка состояла еще и в том, что сатировцы (это было и тогда, осталось и сейчас) всегда отличались особой изобретательностью в различного рода розыгрышах — и за кулисами, и даже на сцене во время спектакля.
Помню, моему Джеку Холидею надо было по ходу действия утащить со сцены за кулисы мешок — тот самый, с соблазнами. И не просто утащить, но красиво, артистично взвалив его на плечи. Делал я это уже не раз и потому спокойно подошел к мешку, дернул его на себя, а он — ни с места! Будто пять пудов камней в нем. Я и так, и эдак — ну прилип мешок к сцене. А если точнее — был прибит к ней гвоздями. Хорошо еще, что молодым я был в ту пору, достало сил оторвать проклятый мешок. А за кулисами вместе со всеми смеялся автор розыгрыша В. А. Лепко. После нескольких различных розыгрышей-испытаний Владимир Алексеевич, глядя, как я легко и весело реагирую на «козни» коллег, похлопал меня по плечу:
— Ладно. Наш.
Это были годы, когда я стал добирать образование: много читал, ходил на концерты, художественные выставки. Короче, началось мое регулярное и плотное приобщение к художественной культуре. В поэзии по-прежнему любил Симонова, чьи стихи читал еще на фронте во время коротких передышек между боями, Твардовского. В театрах — Художественном, Малом — блистали те, о ком нынче легенды ходят. И в нашем Театре Сатиры тоже было к кому присматриваться, прислушиваться. Настоящий клуб был, например, в гримуборной Владимира Яковлевича Хенкина. Там постоянно собирались артисты, устраивали розыгрыши, мастерски рассказывали анекдоты — это были маленькие шедевры актерских перевоплощений! Хенкин был кумиром московской публики, зрители ходили «на Хенкина», сочувствовали его смешным, нелепым, но стойким и неунывающим героям… Я не мог пропустить его спектаклей, почти всегда смотрел из-за кулис, наслаждался… Помню и мастерство Владимира Алексеевича Лепко, его знаменитую «копилку чихов» — там были десятки блистательных вариантов на все возрасты и характеры. Это был большой артист с огромным запасом наблюдений за самыми разными явлениями жизни… Я всегда смотрел из-за кулис спектакли Хенкина, Поля, Лепко — нельзя было оторваться.
Время шло, роли мне доводилось играть разные, но ничего по-настоящему интересного я не играл очень долго.
Папанову пришлось впитать новую для себя театральную школу, без которой, возможно, он не стал бы таким, каким зрители узнали и полюбили его позже. Нужно было искать свое место в театре, а это был нелегкий и затянувшийся во времени процесс — хотя бы потому, что много лет Анатолий Дмитриевич ходил в «начинающих» и считался артистом ограниченных возможностей. За одиннадцать лет, с 1948-го по 1959-й, когда появился спектакль «Дамоклов меч», позволивший артисту по-настоящему раскрыться, показать свой огромный потенциал, открывший не только зрителям, но и коллегам по театру совершенно нового Папанова, он выходил на сцену в двадцати пяти спектаклях, но за редким исключением находился на второстепенных, проходных ролях. Были в его репертуаре роли так называемых голубых героев, по старинному театральному амплуа предназначенные героям-любовникам. Молодой, светловолосый, стройный Анатолий Папанов, казалось бы, как нельзя лучше подходил для этих ролей. К тому же артист со свойственной ему тщательностью подходил к работе, придумывал своим героям биографии, своеобразные привычки, индивидуальные черточки, — но в комедийных спектаклях сами эти роли были драматургически бледными, вспомогательными, схематичными. И играть таких героев в окружении прославленных комиков, исполняющих главные роли, было настоящим мучением. Были и комедийные роли. Например, тепло встречали зрители Папанова в роли провинциального артиста, исполняющего роль Нептуна (водевиль «Лев Гурыч Синичкин»). Вся сюжетная линия заключалась в том, что актер-Нептун долго ждет своего выхода на сцену, а на его экзотический костюм для убедительности нацеплены раки, которых нужно поскорее вернуть в буфет. Папанов придумал своему герою забавный облик: выходил босиком, с взъерошенными, будто ветром, волосами, и выглядел фантастичным и в то же время каким-то житейским. Зрители реагировали на его выход неизменными аплодисментами…
В ту пору артист любил выразительные костюмы и грим, увлекался поисками внешней характерности своих персонажей, особенно комических.
Помогал ему в этом работавший в Театре Сатиры театральный художник Я. 3. Штоффер, который обыкновенно делал наброски не в кабинете, а разговаривая с исполнителем, наблюдая за репетицией: сохранились эскизы десятков причесок, профилей, деталей костюма для разных папановских ролей. «Каждая, даже незначительная роль, — пишет М. Я. Липецкая, — вызывает бурную работу фантазии артиста». На фотографиях Папанова в спектаклях той поры «можно обозревать целую галерею носов: горбатых, курносых, в виде картошки и удлиненной туфельки, безапелляционно заявляющих о вкусах и пристрастиях их обладателей. Волосы росли на головах его подопечных самым замысловатым образом, обнажая или скрывая лбы, весьма красноречиво говорящие об умственных способностях их владельцев». Были и пышные усы, и кустистые брови… Многие коллеги даже воспринимали сложный грим как непременный атрибут этого артиста, без которого он не может. Однако это был необходимый ему путь к гармоничному соединению в образе внешнего и внутреннего. Сама специфика Театра Сатиры подталкивала к таким поискам. Папанов всегда знал, что талант — девяносто процентов труда. И он трудился, ждал своей роли. Ждал очень долго, много лет. Иногда приходил в отчаяние, подумывал об уходе из театра. Иногда появлялись сомнения в себе как актере… А тогдашний репертуар артиста только способствовал тому, что его по инерции считали актером на комедийные, внешнехарактерные роли и роли положительных, но неубедительных героев. Именно в такой роли — парторга Муравьева в «Свадьбе с приданым» — произошел актерский провал Папанова, хотя в целом спектакль был всеми признан очень удачным и принес другим исполнителям славу и почести.
Ознакомительная версия.
