После третьей рюмки мы встали из-за стола. Все по очереди пожали мне руку, пожелав счастливого пути, и проводили нас с Григорием до порога. Мы вышли на улицу. Дошли до угла, где стояла наша машина. С Ленинградского проспекта доносился приглушенный расстоянием шум мчавшихся машин.
— Ну что, В. И., поехали? — спросил Григорий, подходя к машине.
— Я, пожалуй, пройдусь пешком, — ответил я. — Хочется подышать свежим воздухом.
— Так не забудьте, завтра в 5.15 утра на Каляевской. Я вам утром предварительно позвоню.
— Хорошо. До завтра, — сказал я.
День отъезда. Накануне до поздней ночи в тазу в ванной жег записи, черновики. Спали всего два часа. В четыре— подъем. Наша коммунальная квартира, состоявшая из четырех комнат, в которых обитали три семьи, еще спала. Позавтракали вдвоем. Последний перед отъездом завтрак. Следующий завтрак — через два с половиной года. Никогда бы в это не поверил. Впереди — долгий путь. И такая же долгая разлука с молодой женой. Телефонный звонок прогремел как гром в тишине спящей квартиры. Машины через пятнадцать минут. Жена провожает до дверей. По широченной мраморной лестнице нашего старинного дома с небольшим чемоданом в руках спускаюсь вниз. Выхожу на улицу. На Каляевской ни души. Вдоль по улице метет жуткая морозная февральская поземка. Пронизывает насквозь. Усилием воли подавляю дрожь. Теплота домашнего очага, жена, с которой прожили чуть больше года, — все позади. Когда-то мы теперь увидимся? Увидимся ли? Пути Господни неисповедимы. Так, кажется, говорят материалисты-атеисты. А у разведчика нелегальной разведки стратегического назначения пути эти в основном проходят по краю бездны.
В машине, кроме водителя, лишь Григорий. Обмениваемся приветствиями.
— А что, жена не захотела с нами ехать в аэропорт?
— Нет. Мы договорились, что она проводит меня лишь до порога. В прошлый раз, когда я уезжал в Египет, она поехала провожать меня и не выдержала, расплакалась. Поэтому мы решили, что на этот раз в аэропорт она не поедет. Я ей оставил звуковое письмо, записанное на пленку. Она его прослушает, когда мой Самолет уже будет в воздухе.
В предрассветной мгле мелькают подмосковные перелески. Слева проплыла возвышающаяся над лесом водонапорная башня НИИ полиомиелита, где около года работала жена. Низко над лесом, мигая красными огоньками, набирал высоту самолет, только что взлетевший из Внуковского аэропорта. Это был двухмоторный Ил-14 с ярко-оранжевыми крыльями.
— А что это у него такие крылья? — спросил водитель.
— Это самолет ледовой разведки полярной авиации, — сказал я. — У них тут база.
О полярной авиации я, разумеется, знал не понаслышке: в дальнем углу аэропорта Внуково располагались здания и ангары авиаотряда полярной авиации, где работал радистом мой тесть В. П., а родной дядя жены был полярным летчиком и занимался на Севере ледовой разведкой, отыскивая подходящие льдины для научно-исследовательских станций, именуемых «СП», а также оказывая помощь ледоколам, проводившим караваны по Северному морскому пути. Самолет высаживал на льдину зимовщиков, и те организовывали арктические станции, а также промежуточные ледовые аэродромы. Вот на таких-то станциях и ледовых аэродромах и зимовал отец «Весты», обеспечивая радиосвязью зимовщиков, передавая метеосводки и давая пеленг самолетам, летевшим над бескрайними просторами Арктики.
— Слушай, В. П. — обратился как-то к тестю, хитро улыбаясь, начальник отдела кадров, когда В. П. зашел в свою контору. — Куда это твоя дочь оформляется, что ей такую проверку учиняют? Уж не за границу ли?
— Откуда мне знать? Может, и за границу. Муж там у нее по заграницам ездит.
В. П. в то время еще не знал, на какую именно работу оформляли «Весту». Он узнает об этом лишь через несколько лет. А в то время шла обычная проверка «Весты» и ее родственников по каналам КГБ.
Машина остановилась напротив служебного подъезда аэропорта.
— Ну, В. И., счастливого пути, ни пуха ни пера. Дальше иди сам. С этого момента ты уже чужеземец, турист, следующий транзитом через Москву в Румынию и далее.
— К черту, — отвечал я и, подхватив чемодан, направился к главному входу в аэропорт. Шел, не оглядываясь назад. С этого момента я — канадский гражданин Р. Митчелл. И никто другой. Никто другой. Другим не имею права быть. Теперь все мое поведение, манеры, жесты должны соответствовать моему новому положению. Я уже здесь чужестранец. Я вхожу в новую роль. Играть ее теперь придется долгие годы. Посмотрим, как это у меня получится. Взвешиваю свой не слишком тяжелый чемодан. Объявляется посадка на Бухарест. На русском, английском и французском языках. На румынском тоже. Прохожу пограничный и таможенный контроль и присоединяюсь к пассажирам, столпившимся у выхода на летное поле. В основном летят русские, но есть и иностранцы. Оглядываю зал. В толпе провожающих мелькнуло лицо Григория. Он должен проследить, как у меня пройдет посадка и взлет. В толпе пассажиров выхожу на летное поле и направляюсь к аэрофлотскому ИЛ-18, стоящему поодаль. Взревели моторы, вздымая облака снежной пыли. В иллюминаторе мелькнули и тотчас исчезли пригороды Москвы. Самолет вошел в облачность и стал упорно карабкаться туда, где солнце.
…Бухарест. ИЛ-18, ревя моторами, подрулил к зданию аэропорта. Как-то здесь встретят новоиспеченного иностранца? К моему удивлению, меня встречал сияющей улыбкой молодой человек, представитель румынского интуриста, превосходно владевший английским языком. Назвался Георгиу. Быстро проведя меня через таможню, он поспешил к машине.
— Минуточку, — сказал я. — Я ведь, по-моему, не заказывал ни гида, ни машину, ни отель. Откуда же этот сервис?
— Видите ли, румынское посольство в Москве обычно оповещает нас о том, что к нам направляется тургруппа или турист-одиночка, вроде вас, и мы их встречаем. Разве это плохо?
— Это, конечно, неплохо, но я не собирался останавливаться в отеле, который мне не по карману.
— Ваш отель средней категории, находится он в центре столицы, — сказал Георгиу, открывая дверцу «Волги».
«Какая забота! — думал я. — Видно, не хотят, чтобы иностранные туристы здесь болтались без присмотра. Ну да ладно, посмотрим, что будет дальше. Потом я от него все-таки отделаюсь». Первые три дня следую программе, предложенной их «Интуристом»: достопримечательности столицы, загородные резиденции королей, музеи и т. п. Георгиу повсюду сопровождает меня, пытаясь завязать со мной дружеские отношения. Он задавал разные вопросы о политике, о личной жизни, о Канаде, о городе, где я проживал, одним словом, вел себя довольно тактично, обладал широкой эрудицией и, как агент румынской «сикуритате» (а именно таковым он несомненно являлся), был на высоте. Однако через три дня я с ним расстался, сославшись на то, что люблю просто один побродить по городу. Но одному мне побродить не пришлось. На следующий же день я обнаружил за собой наружное наблюдение. «У-у, «сигуранца проклятая!» — процитировал про себя слова Остапа Бендера из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова. — Появились-таки». Румынская «наружка» работала профессионально, вела наблюдение с больших расстояний, с использованием автомашин советского производства «Волга» и «Победа». Обнаружить «наружников» можно было лишь тогда, когда они приближались вплотную, опасаясь меня упустить. Город я изучал по плану, купленному еще в день приезда, и каждый раз я намечал новый объект туристического интереса, куда входили парки, музеи и т. п. Однажды вечером, выйдя из отеля, я взял такси и направился на ледовый стадион, где проходила встреча сборных Румынии и Югославии. «Сопровождавшие» следовали за мной неотступно. После первого тайма я направился к буфету, чтобы перекусить. У стойки толпа, все лезут без очереди, пытаясь добраться до заветной сосиски. Пару раз в сутолоке мелькнула сухопарая высокая крашеная блондинка с иконописным личиком. Волосы ее развевались на ветру. Когда меня в очередной раз оттерли от стойки, она вдруг возникла передо мной, как из-под земли. В каждой руке у нее были по две сосиски, вложенные в булочки, завернутые в бумажные салфетки. Она произнесла что-то по-румынски, обращаясь ко мне, с улыбкой глядя на меня большими карими глазами. Убедившись, что я ее не понимаю, она спросила по-английски:
