Ознакомительная версия.
Письма оттуда. 1929–1932 гг
…Удивляюсь на свои способности столько писать.
Г. Александров
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ[111]
Berlin 31/VIII-29 г.
Что было бы?
Дорогая Перл[112], если бы не было Вас?
1-е. У нас не было бы денег, ибо мы получили сейчас только благодаря сценарию, который вовремя поспел[113].
2-е. Я умер бы от тоски по Ольге, ибо от нее самой я не получил ни одной весточки. А вы мне хоть несколько слов о ней написали.
3-е. Мы ничего не знали бы о Москве, а ваши, Перл, письма, хоть и не очень обширные, но очень хорошие.
Вы можете мне не верить (тогда вы будете сволочь), но я должен сказать, что Ваши письма в берлинской обстановке на меня производят такой же эффект, как они производили в Пензенской губернии.
Несмотря на многомиллионные впечатления и бешеную скорость, хорошее впечатление от Ваших писем остается долго в наших сердцах, и мы ждем их с большим нетерпением.
На это вы можете ответить, что мы сволочи и мало пишем. Но вы же сами понимаете, что слава и популярность связаны с большими делами, визитами, банкетами, встречами и путешествиями.
Мы не живем – мы бежим, как белка в колесе. Из одних рук мы попадаем в другие, из одного дома в другой, из одной машины в другую, и таким образом наш день начинается с 8 утра и кончается в 2–3 часа ночи. Обедаем через день – не хватает времени. Похудели.
Но я с уверенностью могу сказать, что умею снимать картины вдвое лучше, чем до сих пор.
Я даже не знаю, с чего начинать, чтобы передать то буквально ПОТРЯСАЮЩЕЕ впечатление от Европы, которое сейчас владеет моими мыслями и чувствами.
Только две доминанты моего состояния служат мне семафорами и дают возможность ориентироваться. Это замечательная любовь к Ольге, несмотря на миллионы европейских женщин, и великолепное дружеское отношение к Вам, дорогая моя Перл.
Я мог бы сейчас написать поэтическое письмо, ибо творческие импульсы – встревоженные и возбужденные – трепещут во мне, но обстановка, в которой пишу, не располагает к этому.
Пишу в просмотровом зале, пока Арнольд Цвейг[114] смотрит картину («Старое и новое». – Ю. С.), чтобы сделать немецкие надписи.
А вы сами понимаете, как трудно писать в темном зале, да еще при разговоре.
Вот завтра я сделаю попытку написать Вам о наших впечатлениях, делах и планах.
1. Я непременно должен описать скандал в кино «Универсум», когда освистали тон-фильм «Душитель».
2. Расписать о тонфильмах (мы видели почти все, что есть в Европе).
3. О торжественных приемах, которые устраивают нам немцы.
4. Прислать Вам вырезки из прессы.
5. И еще миллион всяких впечатлений.
Простите за небрежность письма – в темноте очень трудно писать.
Завтра летим в Швейцарию, в Цюрих. Нас пригласил швейцарский «Прометеус»[115] делать доклады в четырех городах. Заедем на конгресс к мадам Мандро[116], и если будем иметь директивы не участвовать в Конгрессе, то предполагаем с соответствующим скандалом удалиться с него[117].
Если что будет срочное – сообщите по адресу Конгресса (мне неизвестному).
По всей Швейцарии и обратно в Берлин нас будут возить на авто.
…Картина кончается, должен кончить и я.
Сердечные приветы от С. М. и Э. К.
«Швейцария – сказочная, великолепная страна…» – так восторженно передавал свои впечатления в письмах впервые попавший в Европу в конце 1920-х годов Григорий Александров.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
Привет, дорогая Перл!
Только что прибыли в замок к мадам Мандро. Приключений масса. Напишу, когда буду в Германии. На это есть уважительные причины (конспиративные – Ю. С.).
Швейцария – сказочная, великолепная страна…
Жить будем в этом самом замке[118].
Подробно о конгрессе напишу завтра.
Оленьке передавайте мои приветы и любовь.
Ваш Гриша.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – Ю. И. ЭЙЗЕНШТЕЙН[119]
Ленинград, Таврическая 5, кВ. 21.
Привет из Швейцарии!
Живем в этом самом замке La Zarraz у мадам Мандро на Конгрессе кино (тоже на открытке замка. – Ю. С.).
С. ЭЙЗЕНШТЕЙН и Г. АЛЕКСАНДРОВ – Э. ШУБ
Дорогая Эсфирь Ильинишна!
Шлем сердечный привет из этого богоспасаемого места – дворца Мандро, где играют в Конгресс, а мы отдыхаем на лоне природы.
5 сентября 29 года.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – Э. ШУБ
Дорогая Эсфирь Ильинишна!
Привет из швейцарской столицы, из Берна! Катаемся по этой великолепной стране и собираемся делать очень странные вещи[120], о которых подробно письмом.
Гриша.
7/IX 29 г.
П. АТАШЕВА – Г. АЛЕКСАНДРОВУ
(в письме С. Эйзенштейну)
Гришенька! Ольга, конечно, вышлет вам «Преступное ремесло». Ой, что вы затеваете! Хотя цикл подобран правильно – аборт, детская мука и, наконец, проституция. Но что-то не лежит душа у меня к этому делу – (вам видней).
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
14 сентября 29 года, Швейцария.
Дорогая Перл!
Я должен был написать Вам вчера, но дело, которое обсуждалось, было слишком важное. Судите сами. Ротшильд летит на аэроплане в Африку на охоту на один месяц (декабрь). И может, мы полетим с ним. Вчера были предварительные переговоры с летчиком Миттельгольдом, который нас вчера утром катал на своем аэроплане над альпийскими снежными горами и потряс наши мозги на всю жизнь – сильными впечатлениями.
Вот почему не мог написать Вам вчера, а сегодня тоже важные дела.
В кинотеатре «Бельво» в 10 утра состоялся доклад С. М. о советском кино. Доклад был устроен швейцарским «Прометеусом» для представителей прессы и общественности.
После доклада были показаны 2 части из «Потемкина», 2 части из «Октября» и 2 части «Генеральной». Первая и последняя картины и доклад С. М. имели большой успех. Но к концу сеанса выяснилось, что полиция уже информирована и что дальнейшее выступления С. М. запрещаются за революционность.
Доклад для публики состоится, даже если не будет получено разрешение от полиции. Но доклад будет происходить так: Эйзен будет сидеть на сцене и молчать, а другой человек будет читать его доклад с листа.
Вот почему я не мог написать Вам сегодня. Это послание нельзя считать за письмо, ибо пишется оно опять в просмотровом зале («письма из просмотрового зала») во время перерыва. Но на этот раз просматриваются куски той картины, которую мы снимаем здесь (это по секрету). Картина об аборте.
Ознакомительная версия.
