Вот солдат придерживает за волосы стоящую на коленях беременную женщину с выбитыми зубами, и кровь стекает на ее вздутый живот. Солдат, принявший меня за шефа кантона, рапортует, что он разбил ей морду за плохую работу. Я смотрю в эти честные глаза солдата и женщины с чувством стыда и неописуемого унижения… Какая мерзость…
Разве я ехал сюда для этого? Я, слава Богу, не колонизатор. То, что я вместе с ними еду, еще ничего не значит. Они — одно, я — другое. Так почему же я так страдаю?
На палубе люди снимают с голов и плеч листья, которыми они прикрывались от дождя. Наконец слышится смех. Это носильщики, им раздали пищу, они счастливы.
— Господа, — подходит к нам капитан, — хотите увидеть маленькое представление, гладиаторский бой, но не в римском Колизее, а на берегу Конго? За остановку судна с четырех человек возьму немного — четыреста французских франков, по сто франков с каждого, мсье? Предупреждаю — зрелище не для нервных!
— Я уже видел, это надоело, — кряхтит полковник, мельком взглянув на усыпанную крокодилами отмель.
— Я тоже! И я! — говорят отец Доминик и мистер Крэги и добавляют: — Но ван Эгмонту обязательно нужно посмотреть. Это выглядит так по-африкански!
— Я не понимаю, в чем дело, право… Вот деньги за всех, капитан. Давайте ваш конголезский Колизей!
Движение руля, и суденышко осторожно подходит совсем близко к берегу, прямо к песчаной косе. Капитан спускается на палубу, подходит к группе сидящих на корточках носильщиков и рассматривает их сверху вниз.
— Ты, поднимайся! — тычет он в голову одному.
— Муа?
— Туа. Пошел. Живо!
Негр нехотя поднимается. Он не понимает, в чем дело. Это молодой парень атлетического сложения, нечто среднее между человеком и статуей греческого бога.
— Пошел, скот! Пошел, животное! — налетает на него капитан и начинает свирепо толкать к борту. Бог сопротивляется, но вяло: он не смеет поднять руки на белого. Капитан тащит его за курчавые волосы и дает сильный пинок ногой. Бог летит за борт.
— Что за черт, ведь в этом заливчике полно крокодилов! — говорю я.
— Тем лучше, — бурчит полковник.
Бой ставит наши кресла вдоль борта и подает новую порцию льда, сифон газированной воды и бутылку виски. Сигареты тут же на столике, под рукой.
Несколькими резкими и сильными движениями носильщик проплывает глубокое место и потом стремительно бежит по мелководью в туче брызг и пены. Вот он на песке, целый и невредимый. Минуту он тяжело дышит.
— Видите, как посерел?
— Пожалуй. Отчего это?
— От страха.
— А почему он снимает трусики?
— Чтобы быть совершенно свободным. Все зависит от совершеннейшей точности движений.
— Что же именно зависит?
— Его жизнь и его смерть.
По прибрежным кустам и деревьям ползут тонкие и гибкие лианы. Негр рвет или перекусывает их и быстро вьет жгут метра в полтора длиной, крепкий, как железный трос. Накинув его на шею, он осторожно идет вперед.
Вдоль по берегу спят крокодилы — носом к лесу, хвостами к воде. Они похожи на ряд толстых бревен. При приближении человека шагов на десять они просыпаются и нехотя пятятся в воду. Заспавшихся носильщик будит легкими ударами в ладоши. Он выбирает. Вот особенно страшный экземпляр — бронированное чудовище метра три длиной. Оно дремлет с раскрытой пастью: между нескольких рядов страшных зубов бегают птички и выбирают застрявшие кусочки мяса.
— Этот? — носильщик движением руки молча спрашивает капитана.
— Ладно, этот! Давай! — кричит капитан с мостика.
Носильщик, шедший до сих пор размеренно и осторожно, вдруг делает несколько быстрых шагов, подбегает к чудовищу и громко вскрикивает у самой его пасти.
С палубы видно, как крокодил вздрогнул, испуганно открыл глаза и инстинктивно сделал движение назад, в воду.
Он хотел бы удрать, как и все. Но человек не дал ему времени: он присел у самого носа, кричит и машет руками, едва не касаясь пальцами смертоносной пасти, откуда уже выпорхнули птички. По закону джунглей, крокодил принимает вызов на смертный бой. Он громко хрипит и сильно дышит, секунды мнется на месте, затем начинает медленно выползать из воды. Человек не поднимается на ноги, он на согнутых ногах пятится назад, выводя чудовище на полосу сырого песка. Затем он вскрикивает и останавливается, прижав локти к бокам и выставив вперед предплечья и сложенные вместе ладони — они изображают челюсти. Теперь человек по росту и по длине «пасти» соответствует крокодилу и в понимании гадины является противником с такими же возможностями для борьбы. Крик и остановка означают, что напавшая сторона выбрала позицию, и крокодил, до этого момента как загипнотизированный медленно шедший за человеком, тоже останавливается.
Это было невероятное зрелище: обнаженный красавец и отвратительное чудовище, оба с раздувающимися боками, оба в предсмертном трепете!
Между бойцами осталось около трех метров. Вдруг крокодил шумно вздохнул, приоткрыл пасть и, тяжело ворочая когтистыми вывороченными лапами, сделал вперед маленький шажок. Имитируя животное, негр также шумно вздохнул, также приоткрыл сложенные руки и ладони и сделал такой же шажок на подогнутых ногах.
На пароходе все замерли: носильщики, пассажиры, капитан. Не все ли равно, что некоторые уже видели подобное жуткое представление? Капли пота повисли на наших носах. Все мы стали дышать вместе с двумя смертниками на берегу: хрипло переведут дыхание они — в ответ хрипло переведет дыхание весь пароход. Полупьяный капитан с потухшей сигаретой в руках перегнулся через борт, с трубкой в зубах замер консул, мальчик-слуга опрокинул стакан на подносе и вода капает на палубу, этот звук в звенящей тишине кажется ударами молота и никого не приводит в себя. Мелко-мелко дрожа, отец Доминик помертвевшими губами шепчет одно и то же нелепое слово — «Amen… Amen… Amen…»
Я сижу в кресле, скованный ужасом и возбуждением…
Шажок… хриплый вздох и почти незаметное раскрытие действительных и мнимых челюстей… шажок… и снова хриплый вздох и новое движение челюстями и руками, вытянутыми от прижатых к бокам локтей…
Вот обе челюсти раскрыты до предела: шажок — и дальнейшего раскрытия уже не видно. Нападающие точно равны друг другу. Теперь все дело в расстоянии: крокодил нападает с расстояния, инстинктивно определяемого им, оно равно последнему шагу, плюс наклону вперед всего туловища. Поймет ли негр, какой шаг чудовища последний? Тот, за которым последует молниеносный рывок вперед?
Бойцы напряженно глядят друг другу в глаза, ощущая всем телом возрастающую между ними близость. На сантиметры, отделяющие их от смерти, они не смотрят, где незримо проходит та роковая черта, то место им точно подсказывает инстинкт жизни. Струйки пота бегут по гибкому телу негра, животное медленно и тяжело переводит дух.
