После принятия решения легко стало на душе. И снова в который раз перечитывает бумагу, вложенную в пакет с семенами.
«Товарищ Мальцев! Просим проверить, как будет расти в ваших условиях пшеница «цезиум 0111» и сообщить нам результаты. Всесоюзный институт растениеводства».
Велика была радость Терентия Семеновича оттого, что получил семена сорта, о котором уже начитан, но еще больше — оттого, что о нем, деревенском опытнике, знают ученые большого ленинградского института и обращаются к нему с предложением участвовать в нужном для науки деле.
Значит, не одинок он в своих исканиях, значит, нужен его труд науке, нужен стране, которая поднимается из разрухи, расправляет плечи, набирается сил.
Двадцать четвертого января тысяча девятьсот тридцатого года крестьяне села Мальцево отмечали день памяти Владимира Ильича Ленина. В школе не хватило скамеек, и их приносили из ближних домов. На стене, убранный красной лентой и пахучими сосновыми ветками, портрет Ленина и лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Приехал из города докладчик. Слушали его в глубокой тишине: как много сделал Ильич для людей, для них, крестьян! Как много он мог бы сделать еще для пролетариев всего мира! Шесть лет без Ленина, по его заветам идут большевики.
— Ленин учил нас, — говорил докладчик, — что, если мы будем сидеть по-старому в мелких хозяйствах, хотя и вольными гражданами на вольной земле, нам все равно грозит неминуемая гибель. Партия повернула крестьян на путь коллективизации, на социалистический путь, который навсегда избавит трудящееся крестьянство от нищеты и кулацкой кабалы и выведет его на светлую дорогу зажиточной и культурной жизни. — Оратору дружно аплодировали.
— Так думаю, мужики, — поднялся с передней скамьи бедняк Иван Ерушин. — Без колхоза нам вовек из беды не выбиться.
— Бедняку да батраку куды боле деваться, — донеслось от дверей. — Вам одно спасение — колхоз. Спи, сколь хошь, лошади нет, корова на общем дворе, курица — и та в колхозе!
В зале засмеялись.
— А ты, Андрей, поубавь гонору, хоть и середняк! — сказал обидчиво Ерушин. — Вот, скажи, можешь ты, к примеру, один купить трактор?
— Так не думал ишшо о трахтуре, — не унимался раззадоренный Андрей.
— Думай не думай, — поддержал Ерушина Иван Коротовских, — а трактор купить — кишка тонка. Вот ежели мы все вместе соберемся, то и трактор, и грузовик осилим.
— Кто еще хочет высказаться? — спросил председатель, призывая к тишине и порядку.
— Так уж высказались, — снова зашумело собрание. — Давай за колхоз голосовать!
Разом стало тихо. Наступила решающая минута. Новая жизнь притягивала надеждами и пугала неизвестностью. А ну, как объединят наделы в общее поле, да вовсе без хлеба останутся? Одна-единственная лошадь в хозяйстве и увести ее со двора? Думали мужики, кто уставившись тяжелым взглядом в старый щербатый пол, кто скрестив на груди темные жилистые руки или машинально расчесывая пятерней широкую бороду. Неизвестно, сколько бы так сидели, терзаемые сомнениями, если бы председатель не кашлянул осторожно в кулак. Словно сигнал дал. Зашумели, задвигались, заговорили.
— Пиши меня в колхоз! — подошел к столу Константин Конев, трудолюбивый крестьянин, хозяин крепкий, прижимистый.
— За колхоз голосуем, товарищи! — громко объявил председатель и обвел взглядом зал, считая поднятые руки и называя фамилии: Мальцев, Коротовских, Ионин, Конев, Мальцев…
— А называться как будем? — снова не утерпел Ерушин.
— Товарищи, дорогие товарищи, — обратился к крестьянам докладчик. — Сегодня день памяти Ленина, и лучшая память о вожде — следовать его заветам.
— Верно, — согласились крестьяне, — идем его путем и название для нашего колхоза изберем такое — «Заветы Ленина».
Так в январские ленинские дни тысяча девятьсот тридцатого года родился в селе Мальцево колхоз «Заветы Ленина», костяком которого стал сельскохозяйственный кружок. Первым его председателем избрали Ивана Никоновича Коротовских. Через неделю в колхоз «Заветы Ленина» влилась бедняцкая часть сельхозартели «Большевик». Более двухсот крестьянских дворов стало в объединенном хозяйстве.
Не богат был колхоз поначалу: двести шестьдесят лошадей и жеребят, тридцать две коровы и одиннадцать нетелей, один бык-производитель, тринадцать голов молодняка, двадцать телят, шестьдесят пять свиней с поросятами. Еще меньше сельскохозяйственного инвентаря. Свезли бедняки и середняки на колхозный двор тринадцать рядовых сеялок, пятнадцать жаток-самосбросок, лобогрейку и сенокосилку, девять молотилок с конным приводом, четыре веялки и льномялку. Ни лущильника, ни бороны «зигзаг», ни культиватора или пропашника. С тем и начинали первую колхозную весну.
Когда избрали правление колхоза и председателя, назначили и должность полевода.
— Кого полеводом предлагаете? — обратился к правлению Иван Коротовских.
Все посмотрели на Терентия Семеновича Мальцева.
— Ясное дело, кому, кроме него, доверить землю?
— Скажу от лица всех колхозников, — продолжал председатель. — Мы вручаем тебе самое ценное — землю. Держи ее в почете. Заставляй из года в год давать все больше и больше хлеба, очищай от сорняков. Чтобы был в колхозе достаток, чтобы больше давать зерна стране.
Терентий мучился: одно дело, когда опытничал на своем надельном участке. А позволит ли правление сейчас делать так, как он думает? Раньше, в случае неудачи, он только сам рисковал остаться без хлеба, теперь же за весь колхоз в ответе.
С раннего утра кипит работа на хозяйственном дворе. Скоро в поле. Все надо успеть привести в порядок, весь инвентарь отремонтировать. В кузнице веселый перестук: ладит кузнец плуги, бороны с железными зубьями. На складе женщины семена сортируют. Чудно им, что наказал полевод отбирать в одну кучу семена крупные, а в другую — мелкие.
— Из большого зерна, — учит он, — и колос большой вырастет.
Самый ценный мешок в дальнем углу склада — в нем два центнера пшеницы «цезиум 0111». Ее сдал в общий семенной фонд Терентий Мальцев при вступлении в колхоз. Всего-то две горсточки зерен прислали ему из Ленинградского института растениеводства, а вот уже сколько наросло.
Много земли у молодого колхоза, одной только пашни тысяча двести гектаров. Еще изрезаны поля межами, располосованы на единоличные наделы, но скоро, скоро перепахивать старое. Каждый вечер собираются в правлении старики, слушают Терентия:
— Пожалуй, пора начинать, как бы не пересушить землицу. Весна-то ранняя, да ветреная, уж вербы желтым пушком подернулись.
