В конце февраля 1870 года Лаура Лафарг родила девочку, которая умерла сразу после рождения.
В это же время Карл протестовал против переноса штаб-квартиры Международного товарищества рабочих в Швейцарию, предложенного сторонниками Бакунина, которых теперь называли «юрцами» по имени гор Юры. Маркс пояснил, что ситуация на континенте не располагает к переменам и что Англия остается единственной страной, население которой в большинстве своем состоит из наемных рабочих. «Англия, как метрополия капитала, как держава, до сих пор господствующая на мировом рынке, является пока самой пригодной страной для начала рабочей революции и к тому же единственной страной, в которой материальные условия этой революции достигли известной степени зрелости». Между тем Карл прекрасно знает, что на революцию в Англии, где рабочие укрощены, рассчитывать не приходится, но не может же он допустить, чтобы Интернационал отдалился от Лондона, то есть от него! Он не гнушается быть неискренним, если это в его интересах.
Четвертого марта, под прикрытием резолюции Генерального совета, Маркс ответил на обвинение в «заговоре», которое уже собиралась направить против него часть континентальной прессы: если и существует заговор со стороны рабочего класса (составляющего большинство населения стран, создающего все богатства и от имени которого якобы правит всякая власть, даже узурпаторская), то открыто, как если бы солнце устроило заговор против тьмы, с полным осознанием того, что вне его поля деятельности нет никакой законной власти.
В апреле 1870 года Бакунин заявил, что участие рабочего класса в буржуазной правительственной политике может привести только к укреплению существующего порядка вещей. Генеральный совет ответил на это, что устав Интернационала рассматривает политическую деятельность как средство борьбы за свободу. Не может быть и речи о том, чтобы отказаться от парламентской деятельности там, где она возможна. Тогда Нечаев убедил Бакунина отказаться от перевода на русский «Капитала» и посвятить себя делу революции. Нечаев сказал, что сам уладит дела с издателем.
Первые поступления от продажи «Капитала» разочаровали: книга не принесла никаких доходов, и Карл снова сетовал на «немецких профессоров», к которым так хотел примкнуть тридцать лет тому назад. 27 июня 1870 года он написал Людвигу Кугельману: «В прошлом году я предвкушал второе издание „Капитала“ и получение гонорара за первое, но этого не произошло. Господа немецкие профессора недавно были вынуждены говорить обо мне время от времени даже глупости. Короче, между нами, я бы хотел повторно издать том первый, прежде чем выпустить том второй, потому что было бы нехорошо, если кризис разразится во время окончательной доработки второго тома».
В очередной раз сработала формула: все предлоги хороши, лишь бы не писать, и Маркс уже почти тридцать лет твердит все то же: не торопиться со словом «конец», кризис в эпилоге… Но самого себя ему не обмануть, и в конце зимы он заболел. Тогда снова чтение. Он заинтересовался вопросом о собственности на землю, наткнувшись на серию отчетов о собственности на землю в странах мира («Синих книг»), которые английское правительство как раз выпустило из печати. Он знает: вопрос о земле и соотношение между стоимостью и ценами — два важных пробела в первом томе «Капитала». Он попытается восполнить их.
В конце весны 1870 года, предчувствуя, что вскоре события начнут набирать обороты, Энгельс продал свою долю в отцовском предприятии, отошел от жизни промышленника и поселился в Лондоне по соседству с Марксами, на Риджентс-Парк-роуд, 122. Отныне Карл и Фридрих виделись ежедневно; у них больше не было причин переписываться, так что свидетельств их общения почти не осталось.
В мае 1870 года Марксы познакомились с необычным молодым человеком — Поставом Флурансом, профессором естественной истории в Коллеж де Франс, где он — в двадцать лет! — возглавил кафедру своего отца, знаменитого французского физиолога Пьера Флуранса. Министр образования Виктор Дюрюи отстранил его от преподавания как бланкиста; Флуранс объездил полмира, был в Бельгии, Италии, Турции, Греции; на Крите он участвовал в восстании 1866 года против турок и даже был представителем критян в Афинах. Вернувшись во Францию, он сотрудничал с «Марсельезой» Рошфора, так же как и Женнихен. Карл, Женни, Элеонора и Женнихен были им очарованы.
В начале лета Флуранс вернулся в Париж, оставив им свою фотографию и пообещав навестить снова. Женнихен, любившая Шарля Лонге, теперь влюбилась еще и в Гюстава Флуранса; она передала с ним письмо своей сестре Лауре Лафарг, по-прежнему жившей в Париже на улице Сен-Сюльпис, и получила от него письмо, с которым никогда не расставалась.
В конце июня 1870 года, намеренно подредактировав текст послания прусского короля французскому императору (знаменитая «Эмская депеша»), Бисмарк превратил незначительное разногласие по поводу наследования испанского престола в крупную ссору: прусский король и не знал, что нанес Франции столь грубое оскорбление. Уверенный в своем военном превосходстве (полумиллиону солдат, выставленных Пруссией и ее германскими союзниками, Франция могла противопоставить менее 240 тысяч) канцлер хотел войны, и поскорее, чтобы покончить со своим единственным соперником на континенте и захватить Эльзас, который считал германской территорией.
Несмотря на опасения оппозиционных депутатов, в том числе Тьера, по поводу реального положения дел в армии, Наполеон III объявил 19 июля войну Пруссии, так и не заключив реального союза с Россией. Италия предложила помощь Франции при условии вывода войск из Рима. Наполеон III отказался: не может быть и речи о том, чтобы оставить папу без защиты от ужасных республиканцев!
Карл звал Лауру и Поля Лафаргов в Лондон. Те отказывались. Интернационал отменил конгресс, назначенный на сентябрь во французской столице, и заменил его простым совещанием Генерального совета в Лондоне.
Маркс разрывался надвое. Прежде всего он тревожился за дочь. Он не знал, что она собиралась уехать из Парижа в Бордо, где находилась семья ее мужа. В политическом плане он, скорее, желал победы Пруссии — одновременно из личной антипатии к Луи Наполеону Бонапарту и потому, что поражение Франции привело бы к ослаблению позиций буржуазии в этой стране. Но он опасался, что успехи Бисмарка укрепят режим в Германии и поставят под угрозу малое пространство свободы, завоеванное Социал-демократической партией его друзей Либкнехта и Бебеля, членов парламента. Он предвидел, что, чья бы сторона ни одержала победу, Вторая империя рухнет. Он думал, что Россия не станет вмешиваться в конфликт, поскольку не готова к этому в военном отношении.
