Если при таком положении еще можно было питать какую-то надежду на спасение – эта надежда в то время не могла уже быть велика, то следовало предпринять попытку вызвать в немецком народе национальное контрдвижение, которое показало бы загранице, что сила сопротивляемости Германии не иссякла, обеспечило бы правительству поддержку в проведении сильной и умной политики и, наконец, помешало бы ему вновь соскользнуть на наклонную плоскость официальных предложений мира. Таковы причины, приведшие генерал-губернатора Каппа и ряд восточно-прусских деятелей, принадлежавших к самым различным партиям, к созданию германской отечественной партии. Первая из поставленных целей – воздействие на заграницу – несомненно была достигнута развертыванием этого движения в общенациональном масштабе. Однако германское правительство совершенно не поняло, каким мощным орудием могла явиться в его руках отечественная партия. Оно не решилось сыграть на этом движении и, напротив, сделало все возможное, чтобы воспрепятствовать его развитию. Подобное поведение было предписано ему отцами резолюции о мире, немедленно перешедшими в контрнаступление; стремясь доказать свою правоту, они развернули хорошо организованную лживую кампанию, чтобы приписать отечественной партии внутриполитические цели и обвинить ее в реакционности.
Совершенно не понимая как истые немцы понятия «цели войны», они бросили отечественной партии и мне упрек в аннексионизме. Не говоря уже о том, что руководство отечественной партии отказалось поддержать отдельные аннексионистские требования и только в бельгийском вопросе, являвшемся основным для Англии, само выставило некоторые требования, дело шло о рассмотренной выше необходимости разъяснить борющемуся народу жизненные потребности нашего будущего. К сожалению наше правительство этого не сделало. Поэтому оно должно было бы по крайней мере быть благодарно, когда великое народное движение освободило его от этой задачи, и использовать это движение таким образом, как сделало бы английское или французское правительство. Именно в тот момент, когда стало бы необходимо и возможно заключить мир, основанный на отказе от аннексий, в чем отечественная партия никогда не смогла бы воспрепятствовать правительству, последнее смогло бы, опираясь на существование этой партии добиться более сносных условий. Решающее значение имеет далее то, что за все время деятельности отечественной партии ни разу не представлялось реальной возможности заключить мир, основанный на соглашении сторон. Только неизменное, хотя и лишенное всякого фактического основания представление о том, что Германии стоит лишь протянуть руку, чтобы получить приемлемый мир, позволило приклеить кличку сторонников затяжной войны людям, чьи предложения, если бы с ними посчитались с самого начала, обеспечили бы тем или иным путем быстрейшее окончание войны. Затянули войну те, кто в течение долгого времени подтачивали обороноспособность Германии и дали Антанте ту уверенность, которую выразил Ллойд-Джордж.
Отечественная партия не достигла своей цели, да и не могла достигнуть ее с того момента, как наряду с враждебностью авторов резолюции о мире против нее обратился суровый аппарат прусско-германского государства. Все же ее политико-просветительная работа, вероятно, не осталась безрезультатной. Если мы еще можем надеяться, что национальная мысль когда-нибудь вновь построит крепкий и удобный немецкий дом, то лишь потому, что после трех тяжелых лет войны и несмотря на влияние Бетмана и демократии в Германии могло развернуться такое мощное и глубоко преданное родине движение, как отечественная партия. Духовное и материальное освобождение подпавшего под чужеземное господство германского отечества и воссоздание нашего благосостояния смогут начаться лишь тогда, когда несчастье приведет все классы и слои в сознание, из которого вырастет готовая на жертвы воля к сохранению германизма.
Когда в октябре 1918 года пришедшие к власти демократы были готовы сделаться жертвами ужасной и со времен Карфагена неслыханной в мировой истории ошибки, решив, что можно сдаться на милость победителя, не обрекая себя на гибель, я написал следующее письмо тогдашнему рейхсканцлеру Максу Баденскому: Берлин, 17 октября 1918 г
Ваше великогерцогское высочество.
Согласно вашему приказанию я почтительнейше сообщаю мое мнение о нынешнем положении Германии.
Политический метод, которого мы перед войной и особенно во время войны придерживались по отношению к Англии и Америке, я считаю ложным в самой его основе. Мы руководствуемся определенными взглядами, которые свойственны нам, но не другим.
В указанном методе я усматриваю одну из самых существенных причин нынешней войны и нашего теперешнего положения. Цель англо-американцев, преследуемая ими с утонченнейшей политической мудростью и упорной последовательностью, заключалась в уничтожении Германии в качестве дальнейшего шага к достижению англо-саксонским капитализмом мирового господства. Лишь в той мере, в какой мы обнаруживали силу и в особенности выдержку, мы могли возбудить у них впечатление, что война – невыгодное дело, и тем самым обеспечить себе сносные условия мира. Непрерывно повторяемые официальные предложения мира были методическими ошибками с нашей стороны. С каждым нашим шагом этого рода Вильсон повышал свои требования. Мы не понимали, что имели дело с хладнокровными шантажистами. Их тирады о мире и счастье народов – искренни, но они самым наивным образом имеют в виду только собственные народы; кроме того, они рассчитаны на политическую неопытность нашего народа.
На наше последнее предложение мира и перемирия, которое предусматривало столь большие уступки, что было равносильно отказу от положения великой державы, Вильсон дал деловой ответ, потребовав от нас в первую очередь сложить оружие. Ему точно известно, что прекращение подводной войны лишит Германию возможности продолжать сопротивление. Требование прекращения подводной войны, в нынешнем и будущем значении которой в неприятельском лагере, как это показывает речь Черчилля, отдают себе полный отчет, является ядром ноты Вильсона; его ядро он постарается окутать пафосом морального негодования. В то же время эта нота разжигает ярость его людей и их опьянение победой. Он, разумеется, не стал бы делать этого, если бы собирался поступить с нами более или менее миролюбиво. Вопреки неофициальным обещаниям, на самом деле будет иметь место обратное. Эти обещания – просто трюки политических шантажистов.
Ответ Вильсона показывает далее, что было бы ошибкой предполагать, будто Антанта будет настолько любезна, что заключит с нами перемирие на условиях, которые дали бы нам возможность в случае неудачи мирных переговоров привести в оборонительное состояние нашу армию и наши границы.
