группы «Генеральные переживания», где в то время играл Евгений «Кошмар» Варва, и вскоре эмигрировал в Штаты. «Но я успел с ним познакомиться, когда приезжал накануне», — рассказывал Чиж. Он даже упомянул Мая в своей «Буги-Харьков» («...жаль, что я не застал балтиморского парня — Захара»).
Тем временем 18-летний Захар, высоченный и зычный, как Маяковский, мыл машины и писсуары в еврейском квартале Балтимора, откладывая каждый доллар на оплату студии. И в результате записал альбом «...И никого другого» (1995), который довольно быстро разошелся среди русскоязычных эмигрантов. Когда «ДДТ» прилетели на гастроли в Америку, Май через барабанщика Игоря Доценко прислал этот CD Чижу в подарок.
— Там была масса шикарных песен, — говорит Чиж, — но «Руссо матросо» как-то сразу легла мне на уши.
Сначала он исполнял эту песню на концертах, а затем попросил у автора разрешения записать на альбоме. В порядке «культурного обмена» Захар записал свою версию чижовской «Хочу чаю». Наш бывший соотечественник Дан Дорфман, проживающий в Бостоне, дал по этому поводу свой комментарий: «Я слушал “Руссо матросо” в оригинальном исполнении автора. Никакого сравнения. Профессионализм Сергея из вполне дворовой песни сотворил чудо. Есть у Чижа такая тенденция — облагораживать материал».
(Однако сделаться суперхитом «Russo matroso» помешала ненормативная лексика. Крутить в своем эфире эту весьма фривольную песенку рискнули только питерское «Радио-1» и «Радио-Шансон».)
Стоит также признать, что запись «Эрогенной зоны» прошла под девизом «и так сойдет». Чиж никогда не стремился повторить подвиг «Алисы», которая, записывая альбом «Для тех, кто свалился с Луны» (1993), провела в студии полгода. Ориентиром для него служили слова Пола Маккартни: «Я делаю вещи, которые нет необходимости доводить до конца с особой тщательностью».
— Каждый человек добивается результата по-своему, — комментирует Юрий Морозов. — Шевчук, к примеру, может сорок дублей гонять один такт и всё равно быть недоволен, всех ставить на уши, нервничать. То, что у Чижа это происходит легче, чем у многих других, — несомненно. Правда, меня эта легкость даже пугала. «Чиж, у тебя на до мажоре немножечко нотка не так...» — «Ништяк! Это живое!» Говорю: «Давай переналожим». — «Нет!» Один дубль, и всё. Ну, в крайнем случае, второй. Барабанщик не тот брейк сделал, переживает, подходит ко мне: «Может, переналожим?» Чиж подбегает: «Чего-чего? “Переналожим”?! Иди отсюда!» За студийное время они платят свои деньги, и париться ради какого-то удара, на который никто не обратит внимание... Это уже некоторое пренебрежение музыкальным профессионализмом. И я иногда говорю: «Я за свою работу, парни, привык отвечать. Этот фрагмент я бы переписал». — «Ну ладно...»
Самое странное в этой истории: Чиж стал лауреатом премии журнала «Огонек»... «за серию компакт-дисков, выпущенных в 1996 году».
* * *
1996-й стал годом, когда группа «Чиж & Co» превратилась из квартета в квинтет.
В сентябре 1995 года в коммунальной квартире на Миллионной, где по-прежнему жили Чиграковы, начался ремонт, и Львовы переселили их в другую коммуналку на улице Чайковского. Здесь их встретил целый клан: родные сестры со своими мужьями и кучей детей, а также другие странные персонажи (в общей сложности 21 человек и три собаки). Это шумное сборище Чиж прозвал «хунтой». Соседство с ней приносило кучу проблем: вечно голодные соседские дети крали еду с кухонного стола Чиграковых (случалось, даже пельмени из кипящей кастрюли), а их вечно бухие родители выгоняли «погулять» в коридор вечно голодного ротвейлера, который пугал маленькую Дашу. Чиж даже музицировал крайне редко, всерьез опасаясь повторить судьбу Артура Ли [110].
Именно в эту «воронью слободку» 24 января 1996 года приехал Евгений Баринов, чтобы работать в группе «Чиж & Co» в качестве перкуссиониста и аккордеониста.
— После отъезда Чижа в Харьков я вообще не играл, — говорит Женя. — Хуже, чем с «ГПД», уже не хотелось, а лучше — вроде как и не с кем... И я просто работал в ДК: записывал фонограммы для танцевального коллектива, аккомпанировал ему, а также солистам-вокалистам и хору ветеранов (причем тому же самому, которому аккомпанировал когда-то Чиж), писал музыку для театра и цирка.
Но забыть славное прошлое Баринову не давали фэны «ГПД». Когда в его подъезде сделали ремонт, то не успела подсохнуть штукатурка, как все стены были исчерканы надписями «Я люблю “ГПД”». А то вдруг городская газета на своей «Молодежной странице» публиковала письмо некой Юлии с просьбой напечатать заметку о «ГПД»: «Как она создавалась, чем была для молодежи в те времена. И что с ней стало ныне?» Баринов чувствовал себя солдатом разбитого полка и глушил тоску водкой. А поскольку русский человек не умеет пить наперстками, вскоре это выросло в большую проблему.
В мае 1995-го, когда «чижи» приехали в Нижний Новгород, Чиж позвонил Баринову и пригласил на концерт.
— И вот тогда он опять начал меня бомбить: «Или ты приезжаешь, или, на фиг, я другого возьму! Последний раз предлагаю!..»
Когда Баринов снова услышал от Чижа категоричное «Wish You Were Here» («Хочу, чтобы ты был здесь»), ему стало по-настоящему страшно. Бросать семью, налаженный быт, работу, где он был вполне востребован, и начинать в 32 года всё с нуля? Во Дворце культуры, где он тогда работал, как раз проходили новогодние «елки-палки». Это был хороший способ оттянуть решение — и Женя ушел в запой.
— Я позвонила Сереже: «Что делать?» — рассказывает Наташа Баринова. — Он говорит: «Иди бери билет». Я собрала Женьке сумку с одеждой, дала подушку, сунула деньги, плацкартный билет: «На, держи, ты уезжаешь в Питер».
Первые два месяца Баринов жил у Чижа в коммуналке на Чайковского. Своим появлением он то ли застал, то ли «спровоцировал» период творческих озарений старого друга.
— Серегу просто поперло тогда. До моего приезда, он сам говорил, он очень долго ничего не писал. А тут прямо с утра начинал новые песни показывать: «Вот, я тут ночью накропал...» «Полонез» утром мне изобразил. А «Невесту» вообще ночью пришел показывать.
10–11 февраля «чижи» выступили в зале у Финляндского вокзала. Первый концерт Баринов наблюдал из-за кулис.
— Вот тогда я немножко присел. Как он вылетел на сцену — все, я вижу: он этим залом будет вертеть, как хочет. Только что был нормальный Серега, а пошел на сцену и преобразился. Вижу: вот — звезда!.. Только не та, что во лбу, а настоящая. Та, которую ждут люди. Это совершенно другой человек. Он светится там, на сцене. И как зал его встретил — взорвался! Мне даже немножко страшно стало.
