– Гады! Взвод не укомплектован?
– Получили в обмен новых. Чурки-чурками. В первом и втором взводах по чечену из Грозного. Крепкие ребята, но на рожон не лезут, и мы их на туалеты не ставим. Да еще дали двух вэвэшников, из дивизии Дзержинского в наш взвод прислали.
– А эти зачем?
– Ротный сказал, что будем учить.
– А куда ж мы денемся? Грамотные хоть?
– Русские ребята.
– И то ладно… Взвоооооод, строится! Взвод, равняйсь! Смирно!
Вольно. Товарищи курсанты, с этого дня мы начинаем усиленные занятия по боевой и политической подготовке. Будем делать из вас настоящих бойцов родины родной. Кто будет нормально служить – будет получать увольнительные в город и, может быть, даже сможет заработать отпуск.
А кто будет служить, как чмо, – получит в рыло и будет объявлен
"врагом народа". Понятно?
– Так точно…
– Не слышу!
– Так точно!
– Не слышу!!! Громче!!
– Так точно!!!
– Вольно, разойдись. Рядовой Магомедов ко мне.
Имран Магомедов, солдат невысокого роста, призванный из Баку, умевший не только работать руками, но и головой, подошел ко мне, приложив руку к пилотке:
– Товарищ гвардии старший сержант, курсант Магомедов по Вашему приказанию прибыл!
– Вольно.
– Товарищ старший сержант, поздравляю!
– С чем? – удивился я.
– С присвоением звания старший сержант.
– А… Фиг с ним. Мне нужен и.о. командира третьего отделения.
Сам знаешь, что младшего сержанта Мранова на "директрису" помощником оператора забрали. Взводный появляется раз в неделю. Справишься?
– Попробую.
– А будут сложности, мне скажешь. Лады?
– Так точно.
– Давай, Имранчик, построй взвод, у нас по плану "гора Пологая".
Пойдем тактику изучать.
– Есть! Взвод, строиться!!
Знакомиться с новыми солдатами было не просто.
– Как фамилия?
– А?
– Фамилия твоя как?
– Мммм?
– Чего ты мычишь, как корова? Чурка, блин, ушастая. Зовут тебя как?
– А?
– На русском говоришь, чурбан в армейской форме?
– Эээээ?
Такое слышалось почти каждый раз, когда я обращался к очередному новобранцу взвода. Вместо хорошо подготовленных, уже обученных, слаженно служащих солдат, мы получали отбросы, которые нам переводили из других рот и полков. Большинство среди новичков были представители Средней Азии. И, судя по их грамотности и пониманию русского языка, это были далеко не лучшие представители этой части большого и многонационального Советского Союза.
– Взвод, равняйсь! Смирно!! Я не понял, почему солдат лежит?
Команды не слышит?
– Ему плохо…
– Кто решил, что ему плохо? Почему он не записан к врачу??
– Ему совсэм плохо…
– Что с ним? – я подошел к койке, на которой лежал солдат поверх покрывала, являющегося одновременно и солдатским одеялом. Солдатская подушка была в крови. – Кто его избил?!
– Никто…
– Взвод!! Если я узнаю, что кто-то его избил – зачморю до смерти!! Понятно?
– Никто его не трогал, его два дня назад к нам из автобата перевели. Он все время кровью харкает, – ответил Тарасенко.
– Второй раз сталкиваюсь с мордобоем в автополку. Тарасенко, а чего он в санчасть не пошел?
– А я откуда знаю? Может, боится.
Я потрогал солдата за плечо.
– Э, воин. Живой?
Ответом мне был тихий стон через сжатые зубы.
– Тарасенко, твою дивизию. Бегом за фельдшером!! Бегом!!
Тамара прибежала вместе с посланным за ней солдатом через несколько минут.
– Что случилось? Кто его?
– Никто. Таким получили. Что нам с ним делать?
– Встать и идти может?
Солдат попытался встать и тут же рухнул обратно на кровать с тяжелым стоном.
– Том, похоже у него сильное сотрясение головного мозга, – сказал я.
– Ты врач, что ли? – непонятно почему огрызнулась фельдшер. -
Хотя, скорее всего так и есть. У вас носилки есть?
– Откуда у нас носилки, Том? Сейчас. Так, сынки, – позвал я солдат. – Аккуратненько встали вокруг. Плотнее, плотнее. Теперь берем ручками за края одеяла. Все взяли? Все. И дружно, одновременно скручиваем. Обеими руками. Скручиваем, скручиваем до него. Вот так.
Готовы? На три-четыре без рывков поднимаем и несем в санчасть.
Три-четыре.
Восемь человек подняли тело и понесли по расположению мимо сидящих и стоящих солдат, молча смотрящих на происходящее.
– Головой вперед, головой, – крикнул кто-то из солдат.
– Ногами, чтобы к голове прилива крови не было, – отрезала прапорщик медслужбы. – Несите, как я сказала.
Поминутно отвечая на вопросы встречающихся по пути, солдата донесли до медчасти. И через пару часов скорая увезла его в госпиталь. На опустевшее место я тут же получил таджика с черными погонами. На русском парень с трудом понимал только мат.
– Вот урод. Полный дебил, – ругался я. – Ни черта не понимает.
Ну, кто его в пехоту определил? Ему и в стройбате тяжело будет.
Чурка…
– Товарищ сержант, – остановил мои причитания проходящий у меня за спиной ротный. – Вам дан не чурка, а гражданин Советского Союза, солдат Советской Армии, и Вы, как старший товарищ и специалист второго класса, обязаны научить его всему, что умеете сами. Тебе понятно?
– Так точно, понятно. – И когда ротный отошел, добавил сквозь зубы. – А куда мне деться с подводной лодки? Рядовой Тарманжанов, равнясь! Смирно!! Мы с тобой будем учить русский язык. Ты меня понял? Я спрашиваю: ты меня понял?!
Таджик смотрел на меня, не моргая, своими смоляными глазами. В моей голове мелькнула мысль, что собака Павлова понимала больше, а передо мной стоит живая тумбочка. Ну, не ругаться же на тумбочку, что она сама дверцу не закрывает и пыль не вытирает. И с этой мыслью я продолжил:
– Ни черта ты не понимаешь. Ладно, солдат, свободен.
Наводчики-операторы боевых машин пехоты обязаны были не только застилать кровати, отбивать их края и ходить в наряды, караулы и дежурства по кухне, но также учиться маршировать, петь песни, пришивать солдатскую подшиву к подворотничку, знать наизусть определенную часть уставов, слушать политинформации, заниматься тактикой боя и, конечно, немного стрелять из тех самых боевых машин, специалистами которых они и должны были стать в дальнейшем. После трехдневного обучения в казарме, рота вышла из расположения части и направилась в направлении директрисы – места, где проводились учебные стрельбы. Офицеры посчитали ненужным для себя идти вместе с ротой и перепоручили это дело сержантам. Я бежал вдоль роты, не сильно отрывая почти прямые ноги от земли. Через плечо у меня висела полевая сумка с блокнотами, ложкой, ножом и совершенно ненужным компасом, а в руке болтался АКМ. Носить так автомат было запрещено, но мне казалось, что только так, удерживая автомат за магазин, направляя его стволом в землю, я похож на супергероя из "боевика".
