– Тарасенко, возьми Судакова и кому еще доверяешь, и дуй в деревню. Попробуйте найти что-нибудь пожрать.
Деревня находилась за недалекопроходящей железнодорожной веткой, по которой бегали электрички.
Мы ждали, рассевшись на полянке перед зданием вышки директрисы.
Свет с прожекторов в направлении стрельбища давал небольшой свет и на поляну, вот только мелкий дождик был нам некстати.
– Капает, товарищ старший сержант, – подошел ко мне Магомедов
– Разведите огонь, погреемся.
Солдаты быстро собрали хворост, кто-то притащил палено, достали бумагу, спички, но костер никак не разгорался.
– Все мокрое, – сетовал солдат, чиркая сырыми спичками.
– Хасанов, два выстрела мне сюда, бегом! – отдал я приказ. -
Учитесь сынки, пока дедушка жив.
С этими словами я отсоединил жестяные коробки запалов от выстрелов, вытащил нож, воткнул его в жестяную основу коробки, и через минуту мы имели несколько десятков полос сухого спрессованного пороха.
– Уложите вниз, сверху бумагу и хворост, потом нормальным деревом. Ход для руки и вперед.
Через две минуты мы грелись у костра и трепались.
– Кушать хочется, товарищ сержант. Почему нам ужин не привезли?
– Заботятся о личном составе.
– Какая же это забота?
– А ты не слышал, что у бэтэрщиков произошло? Там сержанты взяли с собой "мелкашки" и от скуки в ожидании обеда начали палить в дверь. Пока Житков перезаряжал, к двери подошел солдат с таким же, как у тебя, глупым вопросом. Пуля угодила ему в живот. Был бы сыт – умер бы, а из-за того, что живот был пуст – вырезали два метра кишок и домой отправили.
– А чего Житкову?
– Судить будут. Но солдат остался жив, потому что голоден был.
Понял? Вот Бабаев пальнет тебе сейчас с дури в пузо – будешь жить долго, счастливо, ну, может быть, не регулярно. Так, что радуйся.
Бабаев посмотрел на меня исподлобья, тяжело вздохнул и, продолжая шебуршить веткой в углях, ничего не ответил на мою глупую шутку, вызвавшую солдатские эмоции в виде смеха. В таком положении, наверное, самый глупый анекдот вызвал бы смех. Смех – это то чувство, которое дано только человеку, спасало солдат в самых тяжелых ситуациях. Казалось, уже нет просвета в этой тяжелой, непроглядной жизни, но кто-то рассказывал смешную историю или байку, и дружный смех приводил всех в радостное, положительное настроение.
Дождь уже прекратил тарабанить по нашим головам и плащ-палаткам, когда посланные в деревню солдаты вернулись с полными пакетами.
– Откуда столько? Вы чего, магазин ограбили?
– Нет. Магазин был закрыт. Мы пошли в деревню. Смотрим, бабка в окне. Судак полез туда, а собака на него как выскочит. Бабка на двор. Судака увидела, он тощий, грязный, штаны мокрые, пилотка на ушах висит. Бабка: "Ой, сынок. Ты откуда сбежал?". А Судак ей: "Я не сбежал, бабушка, я солдат. Родину защищаю. А кушать в армии нечего.
Меня в армию знаете каким взяли, а теперь…" Бабка запричитала, в дом нас зазвала. В общем, посадила нас бабка за стол, накормила картошкой, луком, хлебом. Молока парного дала попить. А потом мы говорим: "Там еще друзья наши, человек тридцать". Бабка за голову схватилась: "Да во время войны такого не было. Сейчас, внучата". Еще нам с собой хлеба надавала и лука. А пока назад шли, на морковное поле набрели и вот – набрали…
Майка Судакова была полна грязной, но свежей, только что надерганной из земли, морковки. Мы были настолько голодны, что даже мыть морковь не стали и, рассевшись на поляне, хрустели сочной, красной, колхозной морковью. За поеданием моркови нас и застал замполит роты, подкативший туда на своих "Жигулях".
– Мы туда все не поместимся, – тихо сказал Тарасенко.
– Не выпендривайся. Туда не каждого офицера сажают. Взвод строится! Равнясь! Смирно! Товарищ старший лейтенант, личный состав третьего взвода отдыхает в ожидании выдвижения в баню.
– Куда?!
– В баню, товарищ старший лейтенант. Баня сегодня. Баня. Слышали о таком? Солдаты раз в неделю имеют счастье мыться. Баня для солдата
– святое. Вот сегодня с этим счастьем, мы, похоже, пролетели.
– Ну, а раз пролетели, то и отправляйтесь спать в полевую казарму.
– Куда?
Перспектива ночевать в полевой казарме мне совершенно не нравилась. Продуваемое здание с выщербленными кирпичами времен войны пугало меньше, чем вши и блохи, прыгающие по кроватям, на которых практически отсутствовали подушки.
– У вас, сержант, со слухом плохо? Прочистить? Вы же все равно грязные? А в роте смена чистого белья. Первый взвод меняется со вторым, четвертый с пятым. А вам не с кем меняться. Все. Выполнять приказ. Приеду – проверю.
– Есть! – я махнул рукой к пилотке, понимая бессмысленность спора.
– Где взводный?
– В партию поехал вступать…
Командир взвода лейтенант Алиев редко бывал в расположении роты.
Мужик он был неплохой, но его желание стать членом коммунистической партии выражалась в постоянном отсутствии на месте. Из его рассказов о прошлых двух годах службы выходило, что армия, имея такого бравого офицера, могла больше никого не призывать. Все, что помешало Алиеву стать командиром роты на втором году службы в армии – это самовлюбленный комбат, поставивший вместо исполняющего обязанности командира роты молодого лейтенанта, вернувшегося из Афганистана капитана. Алиев возмутился, нахамил комбату, и только высокое звание и заслуги его отца позволили молодому азербайджанцу попасть в учебную часть на должность командира взвода.
– Санек, если что, я пошел готовиться к вступлению в партию.
Лады? – была его фраза перед тем, как он сбегал на очередное свидание с прекрасной половиной человечества, усиленно готовящей его к вступлению в партию Ленина исключительно в лежачем положении. Надо признаться, что прикрывал я его честно, как родного отца-командира, и Алиев неоднократно возвращал мне долг, опуская в город на телефонный пункт для звонков домой. В этот раз он исчез еще утром, оставив мне куртку своего танкового комбинезона с лейтенантскими погонами, которую я, забрав на директрису, напялил на себя во время дождя.
– Куртку сними, сержант, – подумав, сказал замполит.
– Холодно, товарищ старший лейтенант.
– Мне какая разница? Сними и веди взвод в казарму.
– Есть! – я козырнул еще раз, даже не собираясь снимать теплый, танковый комбез. – Взвод, налево! Шагоооооом арш!
Сапоги зашаркали по дорожке. Замполит забрался в свою машину и покатил по дорожке в направлении казармы.
– Воины, это взвод идет или детский сад? Стой! Кругом! Бегом марш!!
Нехотя, чуть-чуть перебирая ногами, солдаты отбежали несколько метров в обратном направлении.