Ознакомительная версия.
– Не знаю даже, что сказать, оберфюрер. Предложение так неожиданно, что я просто в растерянности…
– Я давно за вами наблюдаю, – продолжил Мюллер. – Вы профессионал и прекрасно понимаете, что, прежде чем сделать вам предложение, я обязан был вас хорошенько проверить. Я просмотрел ваше личное дело и признаюсь, у меня возникло несколько вопросов, на которые я не нашел там ответов.
Мюллер замолчал и смотрел на Лемана, ожидая, что он скажет. Но тот тоже молчал.
– Первый вопрос касается вашей дружбы с Отто Штройбелем, – продолжил Мюллер. – Я знаю, что сейчас он правая рука у Геббельса. Но тогда, в девятнадцатом году, у вас были одинаковые прокоммунистические взгляды, не так ли?
– Нет, не так, господин оберфюрер. Я тогда политикой вообще не интересовался. Со Штройбелем иногда встречался только потому, что мы вместе служили на флоте, об этом всегда можно спросить у него самого, – спокойно парировал доводы Мюллера Вилли.
– Допустим, такое тоже бывает, – согласился Мюллер. – Ну а как вы объясните такое положение вещей. Вы довольно долго занимались оперативным обслуживанием советского дипломатического представительства. Почему же вы не поймали ни одного шпиона?
– О, господин оберфюрер! Вы не работали в Берлине в те годы и вам трудно представить, какая была тут обстановка! – живо воскликнул Леман. – Мы обнаруживали и шпионов, и агентов, но нам запрещали их арестовывать. Тогда все было подчинено интересам рейхсвера. Военные подписали с русскими соглашения и ради их выполнения на все проделки дипломатов требовали закрывать глаза.
– Понятно. А скажите, Леман, почему вы так часто отказывались от повышений по службе, от заграничных командировок? Вам что, не хотелось уезжать из Берлина? У вас что, совершенно нет честолюбия?
– Нет, оберфюрер, – улыбнулся Леман, – Молодым я тоже был честолюбивым. Но возраст и болезнь сделали свое дело. Поэтому от ряда предложений пришлось отказаться.
– Как дела со здоровьем сейчас? – поинтересовался Мюллер.
– Стараюсь держаться. Соблюдаю строгий режим, диету…
– Мне все не верилось, что у вас нет тайных слабостей, – прервал его Мюллер. – Я неоднократно поручал внешней службе проследить за вами. Они ничего не обнаружили. Вы, видимо, такой человек, каким и должен быть настоящий полицейский, а? – Мюллер улыбался, но глаза его по-прежнему внимательно вглядывались в Лемана.
– Не знаю, оберфюрер, я над этим не задумывался, – с улыбкой ответил Вилли.
Мюллер некоторое время молчал, задумчиво попыхивая сигарой.
– Ну так что, Леман, вы принимаете мое предложение? Вашу кандидатуру поддержало и управление кадров, Бест особенно…
– Я думаю, можно попробовать, оберфюрер.
– Ну вот и хорошо. Начните с разработки предложений по усовершенствованию оперативного обслуживания промышленности. Ваши предложения представите Шелленбергу. Успехов вам! Держите со мной связь, не стесняйтесь обратиться, если посчитаете нужным, – Мюллер крепко пожал ему руку.
В октябре Вилли вместе с Шелленбергом выехал в Дортмунд, в центр германской сталелитейной и металлургической промышленности, который наряду с Дюссельдорфом и Эссеном был важнейшим арсеналом, гигантской оружейной мастерской Рура. Леман знал, что в Дортмунде пять чиновников гестапо, опираясь на небольшой штат помощников и канцелярских служащих, осуществляли контрразведывательное обслуживание более четырехсот военных заводов. Более двух недель делегация из Берлина изучала дела, беседовала с директорами заводов, после чего родился план по усовершенствованию контрразведки в Руре. В этот план Вилли заложил все идеи, которые он выстрадал за годы обслуживания военной промышленности.
Шелленберг, еще совершенно молодой и неопытный руководитель, умел прислушиваться к мнению старших и использовать себе на благо их полезные советы. Потом в Берлине он представит Гиммлеру с Гайдрихом этот план как исключительно свое достижение.
Они уже собирались возвращаться в Берлин, когда отдел в Доргмунде получил донос на одного из старых мастеров военного завода, поляка по национальности, но имеющего немецкое гражданство. Этот мастер специализировался на производстве орудийных стволов противотанковых орудий и, естественно, имел доступ к секретной информации, которая хранилась в заводском сейфе. В этом сейфе находилась также документация и по другим видам военного производства.
Однажды ночью двум инженерам понадобились чертежи противотанковой пушки. В сейфе их не оказалось. Наутро после тщательного расследования выяснилось, что чертежи вечером взял к себе домой этот мастер. О происшествии сразу же сообщили в гестапо.
Посоветовавшись, Шелленберг с Леманом решили организовать за мастером наблюдение, чтобы выяснить его связи, образ жизни, короче, решили взять его в разработку. Непосредственно руководил ею Леман.
Выяснилось, что в сейфе на заводе не хватает семи светокопий документов. Внешняя служба доложила, что в квартире мастера находятся двое неизвестных мужчин. Шелленберг колебался, не зная, что делать, а Леман не торопился подсказывать. Наконец Шелленберг решил, что у поляка нужно произвести внезапный обыск. Что ж, обыск, так обыск.
Дом скрыто окружили, поставили у всех дверей и окон по сотруднику гестапо с оружием наизготовку. Потом одно из задних окон дома тихо выдавили и ввалились в комнату мастера столь неожиданно, что трое мужчин, сидевших за столом, не успели даже привстать. На столе находились светокопии документов, исчезнувших из сейфа.
Уже после первых допросов в гестапо, проведенных в ту же ночь, было арестовано еще шестнадцать человек. Мастер работал на польскую разведку, когда Варшава пала, к нему стали приходить связники от движения Сопротивления.
По возвращении в Берлин Вилли ожидала приятная новость. Ему присвоили ранг криминаль-старшего инспектора и звание хауптштурмфюрера СС, что соответствует воинскому званию капитана. Его начальник Мюллер получил первое генеральское звание бригаденфюрера СС и в дополнение к рыцарскому кресту – пряжку к поясу. Все это за участие в операции по «захвату» радиостанции в Гляйвице.
В этот период Вилли довольно часто встречался с Мюллером. Каждую неделю начальник четвертого управления проводил одно или два совещания с участием начальников отделов и отделений. В этом кругу по инициативе Мюллера обсуждались наиболее важные и интересные вопросы. Часто начальники отделений выступали с сообщениями, которые они не могли обсудить с шефом наедине. Кроме того, начальники отделений по четвергам собирались вечером на квартире Мюллера и откровенно обсуждали за рюмкой коньяка личные и служебные вопросы.
Ознакомительная версия.
