Ознакомительная версия.
В этой компании начальник гестапо держался доброжелательно, корректно, хотя и предпочитал больше молчать, обычно поглощенный игрой в шахматы. Все знали, что он стоит за своих, что с уважением относится к пожилым чиновникам и держит их до тех пор, пока они могут работать. Он всегда считал, что чем дольше чиновник находится на службе, тем лучшим специалистом в своей области он становится.
Один из начальников отделений, Хорст Копков, был ответственным за радиоигры. В своем распоряжении он всегда имел данные о прослушивании телефонных разговоров службой Геринга, как называли их в узком кругу, которые вели лица, занесенные в «черный список». Папкой с этими данными мог пользоваться любой начальник отделения, выбирая там информацию по своей линии работы. Папка переходила из одного отделения в другое. Пользовался ею и Леман.
Вилли активно занялся перестройкой контрразведывательной работы в военной промышленности. Они с Шелленбергом пришли к выводу, что необходимо было получить информацию о главных направлениях вражеского шпионажа и постараться внедрить агентуру в разведывательные службы противника. Начинать нужно с того, решили они, что следует создать мощную контрразведывательную сеть в пограничных с Россией странах – Румынии, Венгрии, Польше и Финляндии. Особое внимание следует обратить на русских эмигрантов, живущих в Германии, поскольку среди них советская разведка может вербовать свою агентуру. Кроме того, среди эмигрантов необходимо подбирать людей, которых в будущем можно будет забрасывать в тыл к русским.
Они понимали, что ничего нельзя будет сделать без контроля над почтово-телеграфной связью с заграницей, без подготовки специальных групп по радиоперехвату. Обо всем этом Шелленберг обещал переговорить с Гиммлером и Гайдрихом.
Кроме того, предстояло реорганизовать систему охраны военных предприятий. Для этого было решено использовать связи Лемана среди директоров заводов, чтобы они взяли на себя подготовку и содержание военизированных отрядов для охраны объектов.
Параллельно создавалась система промышленной и экономической контрразведки. Первая должна была охватить сферу производства, вторая – широкую сферу рынка. Быстро выяснилось, что криминалистической подготовки у сотрудников гестапо для такой работы недостаточно. Необходимо было привлечь людей, которые хорошо разбираются в производстве и экономике, прежде всего самих хозяйственных руководителей, шефов промышленных и торговых объединений. Всех их стали оформлять в качестве доверенных лиц.
В центре Берлина под экономический клуб было арендовано помещение. Через клуб при содействии министерства экономики удалось привлечь более сотни руководителей германской экономики к решению контрразведывательных задач. Этому вопросу придавалось большое значение.
Кроме того, еще существовала область советского шпионажа, которой, как считал Шелленберг, не уделялось должного внимания. Правда, активно использовался персонал отелей, но в дни воины этого будет мало. Необходимо было проникнуть во всевозможные привлекающие русских международные организации…
Для Вилли открылись широкие возможности получения информации, поэтому, когда он узнал, что в посольство СССР прибыл резидент Кобулов, он, рискуя, опустил в почтовый ящик представительства письмо для своих московских друзей.
И вот они откликнулись. Звонил связник и назвал условную фразу. Завтра вечером они должны будут встретиться в обусловленном месте…
Вот что записал Степанов о Брайтенбахе в своем оперативном дневнике: «Мы видимся на этой неделе уже второй раз. Тогда, на первой встрече, которую провели накоротке, прогуливаясь по улице, Брайтенбах сообщил о своем служебном положении, согласился выносить материалы для фотографирования и запросил триста марок в месяц. Это не деньги!
Держится он довольно уверенно, не суетится, я бы сказал, с достоинством. Типичный старый служака: седоватый крепыш, уверенный в себе, с неторопливой в развалку походкой. Такие нравятся женщинам. Я на первый раз больше помалкивал.
Центр понятно забеспокоился, когда я телеграфировал о результатах встречи: никаких специальных заданий, пусть приносит то, к чему имеет непосредственный доступ, как думаете организовать связь с источником, подготовьте немедленно фотолабораторию. Узнаю почерк Павла Судоплатова! Осторожность – прежде всего!
Подождите с фотолабораторией, тут с самим Брайтенбахом разобраться надо, не играет ли он с нами. Кстати, а что делать с А/70 и с Вилли? Ведь они же знали Брайтенбаха? Может, их убрать? Я так и запросил Центр. Тут реакция Судоплатова была мгновенной: не трогать Вилли, он Брайтенбаха в лицо не знает. Ради бога, не трогать, так не трогать. Мне ведь меньше мороки.
Но сегодня этого крепыша нужно встряхнуть, он уже, поди, отвык от настоящей работы.
– Материал, который вы представляли в прошлом, страдал неточностью и дефектами. В будущем этого быть не должно! – взял я сразу быка за рога. Брайтенбах сначала растерялся и какое-то время молчал. Видно было, как досада буквально растекалась по его лицу, а его небольшие серые глаза сразу потеряли свою цепкость.
– Не знаю, раньше из Москвы ко мне приезжали ответственные люди, всегда меня хвалили! – начал он.
«Нет, вы только подумайте! К нему персонально приезжали ответственные люди. Высокого же он мнения о себе», – подумал я.
– Вообще, я к вам не набиваюсь, – продолжил он. – Если моя информация вас не устраивает, давайте разойдемся.
– Я не сказал, что она нас не устраивает, – уточнил я. – Я говорю о том, что в ней нет ничего ценного для нас. Вот вы сообщаете:
«Абвер прислал в гестапо письмо, в котором указывается, что советская разведка активно использует технический персонал своих представительств для изучения следующих вопросов: а/ расположение аэродромов; б/ военная промышленность; в/ наблюдение за внутренним положением в стране. За советскими представительствами ведется тщательное наблюдение».
Или вот другое: «Гестапо обнаружила на таможне в ящиках, адресованных советскому полпредству, пропагандистскую литературу на немецком языке. За использованием этой литературы ведется тщательное наблюдение».
Ну что здесь важного для нас? Ничего! Все общие слова! Мы об этом и сами догадывались.
Брайтенбах молчал.
Я был раздосадован, и это помимо моей воли сказывалась на моем поведении. Мало того что я две недели утром и вечером названивал Брайтенбаху и все никак не мог с ним связаться, так и с Корсиканцем все оказалось гораздо сложнее, чем виделось из Москвы. Контакт, правда, был установлен сразу, но Корсиканец держался настороженно и уклонялся от общения. Он не доверял мне! Пришлось везти его на машине в полпредство СССР, чтобы он убедился, что я тот человек, за которого себя выдаю.
Ознакомительная версия.
