— Как, кто?! — воскликнул Мамонов. — Я вам уже сто раз сказывал и теперь подтверждаю, что я с Безбородко не только никакого дела иметь, но и говорить не хочу. Нет ничего смешнее, как отдавать ему дела, его рассмотрению не подлежащие. Не угодно ли вам, надев на него шишак и обрядив в кавалергардское платье, пожаловать его шефом сего корпуса? Очень кстати! Однако же и в подобное время я кланяться ему не намерен. Я знаю, кто я таков, а он — такой-сякой... Я лучше пойду в отставку!
Такие слова для Екатерины были как нож в сердце. Как, в отставку, из её спальни, от её любимых утех?
— Ну-ну, на что же сердиться, — пробовала она урезонить своего молоденького любовника.
Но Мамонов продолжал твердить своё. Едва Екатерина пожелала перечислить заслуги и достоинства Безбородко, как фаворит опять вскричал:
— Хотел я наплевать на его достоинства, на него самого и на всю его злодейскую шайку!..
Императрица покорилась. Она отобрала у Безбородко все бумаги, всю ночь проплакала, но примирение произошло лишь три дня спустя. Екатерина сильно страдала от этого, но проститься с Безбородко не смогла.
Нечего и говорить, как страдал от этого сам Безбородко. Молоденький офицер из караульни, попавший по случаю в императорскую спальню, разом зачёркивал все его труды и заслуги. Он старался входить с докладом к императрице тогда, когда там не было фаворита, а если Мамонов сидел у стола Екатерины, Безбородко откашливался, подавал бумаги и сипел, что с его голосом что-то случилось и он просто оставит бумаги, чтобы императрица сама прочла их...
Угнетало и Екатерину такое недружественное отношение своего любимца к умному государственному человеку. Однажды, получив письмо от Потёмкина, Екатерина сказала фавориту:
— Ты видишь, что князь пишет Александру Андреевичу дружески. Это неправда, чтобы секретари были злобны князю. Как бы то ни было, а князь уважает их как людей умных, государству полезных и мне необходимых. Отчего же тебе не так вести себя?..
Мамонов был ставленником Потёмкина, слушался его во всём, и слово светлейшего на этот раз прекратило размолвку между чтецом-докладчиком и молоденьким фаворитом. Теперь Безбородко уже не боялся дерзких выходок с его стороны.
Тем не менее фаворит потихоньку продолжал чернить и Безбородко, и его друзей и сотрудников, графа Воронцова и Завадовского. Последнему он не мог простить его недолгого фавора...
Екатерина продолжала ценить своего усердного помощника. В то время, когда он занял пост «полномочного по всем негоциациям», оттеснив полное ничтожество графа Остермана, только числящегося канцлером, но не имеющего ни дарований, ни способностей пробиться в драгоценные сотрудники императрицы, она произвела Безбородко в тайные советники. Кроме того, ему было пожаловано три тысячи душ в Малороссии, шесть тысяч рублей жалованья в год да ещё по пятьсот рублей в месяц на стол.
А австрийский император Иосиф произвёл Безбородко в графы Священной Римской империи. По этому поводу Екатерина написала Безбородко:
«Труды и рвение привлекают отличие. Император даёт тебе графское достоинство. Не уменьшится твоё усердие ко мне. Сие говорит императрица. Екатерина же тебе дружески советует и просит не лениться и не спесивиться...»
Диплом на графское достоинство, подписанный Иосифом, заключал в себе следующие слова:
«Безбородко во всех должностях и чинах усердием своим к славе и благу отечества, к исполнению намерений своей монархини, к утверждению доброго согласия с державами, дружеством и союзом с российскою монархией связанными, верным своим радением и разными достославными подвигами получил многие отличные знаки государевой милости и своими почётными свойствами украсил себя и род свой и чрез то приобрёл и наше отменное благоволение».
Графское достоинство было распространено и на брата Безбородко, бригадира Илью Андреевича, и их потомство, и притом так, что «яко они уже от четвёртого колена с отцовской и матерней стороны природные были графы и графини Священной Римской империи».
Но и это возвышение было встречено всем петербургским обществом с насмешкой и остротами. Безбородко не любили в обществе за его неумение слыть остряком и весельчаком, терпеть не могли его мрачный и угрюмый вид на всех званых вечерах, смеялись над его спущенными чулками и неуклюжими кафтанами, а более всего над его невыносимым и смешным для русского уха малороссийским акцентом.
Мало того, видные люди общества представили пасквильный рисунок с сатирической подписью под ним. Новоиспечённый граф был изображён в самом оскорбительном и унизительном виде.
Безбородко пожаловался Екатерине. А поскольку в рисунке была затронута и императрица, то Екатерина велела разыскать авторов и сурово наказать их. Авторами оказались весьма знатные люди — баронесса Эльмпт, фрейлина государыни, граф Бутурлин, адъютант Потёмкина, его сестра Дивова.
Наказание было суровым. Баронессу высекли в присутствии гофмейстерины и отослали к отцу в Лифляндию, Бутурлина отставили от службы и отправили в ссылку с запрещением бывать в местах пребывания императрицы, а Дивова вместе с мужем, ни в чём не повинным, была выслана из столицы.
Тем не менее всё петербургское общество встречало Безбородко презрительными взглядами и скрытыми насмешками. Положение изменилось, когда сама государыня пригласила его постоянно бывать на её частных приёмах вечерами в знаменитом Эрмитаже. Теперь у Безбородко не было отбоя от просителей, теперь ему кланялись все сколько-нибудь знатные люди в государстве — поближе к приближённому, и может, достанется милостей, наград, денег, чинов. Таково было русское общество восемнадцатого века!
Многочисленные должности и поручения императрицы почти не оставляли Александру Андреевичу свободного времени, однако он умудрялся не упускать возможности кутить самым пошлым образом в свободные от присутствия дни. Но с начала недели он снова был в отличной форме, являлся с докладами к императрице самым точным манером.
Екатерина постоянно интересовалась почтовым ведомством, которое было поручено Безбородко. За образец для устройства почтовой связи он взял французскую почту и приводил в порядок все системы почтовой связи. Были открыты многочисленные почтамты, что сделало более удобными сообщения по стране, устроены почтовые станции не далее, как в пятнадцати-двадцати пяти вёрстах друг от друга, проложены новые, наиболее короткие и спокойные дороги, а почта была разделена на лёгкую и тяжёлую, а правила о подорожных установлены твёрдые и легко контролируемые. Но несмотря на все эти меры, почтовое дело оставалось в России всё ещё далеко не идеальным. Екатерина сердилась и выговаривала Безбородко, но дальше этого не шла — слишком уж тяжело было превращать Россию в цивилизованную страну, и императрица отлично понимала это. Однако меры, предпринятые Безбородко, подвинули вперёд почтовое ведомство, и с тех пор почта начала приходить аккуратно и быстро. Но зато императрица заметила, что главным препятствием в России, в том числе и для становления почтового дела, остаются дороги. Обширные пространства страны, множественные болота, леса, горы — всё это составляло непреодолимые препятствия для развития дорожной сети. Ив 1786 году Екатерина назначила Безбородко членом «комиссии о дорогах в государстве».
