Вследствие огромного расстояния, отделяющего Россию от Франции, все эти мероприятия кажутся преувеличенными, и страх Екатерины являлся бы совершенно непонятным, не будь тут сознательного маневра. У Екатерины имеются свои особые основания преувеличивать якобинскую опасность. Она не была бы тем, кем всегда являлась в действительности, если бы не усмотрела сразу же во французских событиях всех тех возможностей, из которых удается извлечь выгоды для русской политики.
Франция вышла из состава европейского оркестра, она слишком занята сама собой, и все прочие державы заняты ею. Турция, лишившись своего самого могущественного покровителя, не в состоянии привлечь к себе в этот тревожный момент внимание мира и вынуждена уступить России все северное побережье Черного моря.
Дальнейшим последствием охватившей Францию разрухи является второй, а затем и третий раздел Польши. Между французской революцией и восстанием Польши против русской тирании есть, конечно, известная духовная связь, и Екатерине, во всяком случае, легко обосновать существованием этой связи отправку своих войск в Польшу.
Чем старше становится Екатерина, тем более явно и безудержно выступает наружу ее страсть к расширению своих владений. Она не перестает науськивать Европу на борьбу с Францией. Внезапная смерть австрийского императора, убийство шведского короля Густава являются в ее толковании деяниями якобинцев, и она утверждает, что ее собственной жизни беспрестанно грозит опасность со стороны убийц, подсылаемых ужасным Робеспьером. Она осыпает берлинский двор оскорблениями за то, что он вступает в переговоры "с убийцами и мятежниками", и невероятно негодует по поводу Базельского мира. "Заключать договоры с цареубийцами, – пишет она, – это значит поддерживать мужество новых цареубийц".
Когда Австрия хочет приостановить военные действия против Франции, Екатерина несказанно возмущена и утверждает, что с французами необходимо поступать так, как в свое время поступили ее генералы с разбойничьими шайками Пугачева: уничтожать всех, кто будет задержан с оружием в руках. Двадцати тысяч казаков достаточно, заявляет она, чтобы образумить мятежников и реставрировать во Франции монархию.
Но она не посылает во Францию ни своих генералов, ни своих казаков. Ей необходимо расправиться с последней вспышкой польского патриотизма, подавить восстание Костюшки. Во имя восстановления порядка ее войска занимают Польшу. Во имя порядка, которого он не умеет поддержать, Станислав понуждается к отречению от престола, во имя порядка Польша исчезает с географической карты в качестве самостоятельного государства.
Вместе с уничтожением Польши получает окончательное решение и курляндский вопрос: Курляндия являлась до той поры ленным владением Польши. Достаточно одного полка, чтобы свергнуть сына покойного Бирона и превратить Курляндию в провинцию России, чем, в сущности, только легализуется то положение, которое де факто существует уже на протяжении тридцати лет.
Все эти территориальные присоединения не обошлись, разумеется, без сложных переговоров с соседними державами – Пруссией и Австрией. Из-за каждой квадратной мили земли торговались вовсю, и так как политические аргументы являются убедительными лишь в том случае, если они поддерживаются штыками, то как Пруссии, так и Австрии пришлось увести немало войск с западного фронта.
Та недоверчивость и подозрительность, с которой относились друг к другу три легитимистские державы при разрешении восточного вопроса, послужили далеко не последней причиной их неудач в борьбе с Францией. Нельзя не отметить следующего, не лишенного внутренней логики, исторического гротеска: Екатерина разжигала борьбу против французской революции с той целью, чтобы ей не мешали завладеть Польшей, но вследствие той зависти, которой не могли не вызвать ее территориальные завоевания в Польше, она ослабила активность реакции, раздробила ее и сыграла, таким образом, роль ангела-покровителя французской революции.
Достигнув шестидесятипятилетнего возраста, Екатерина осуществила программу своего великого вдохновителя Петра: она владеет Балтийским и Черным морями, русские границы продвинуты далеко на запад. Она могла бы удовлетвориться этим и отдохнуть. Но она не в состоянии так поступить. Ни одна из черт ее характера не смягчилась, ничто в ней не утихомирилось, ее честолюбие все еще так же ненасытно.
– Если бы я могла дожить до ста лет, – говорит она Державину, – то объединила бы всю Европу под русским скипетром. Но я, во всяком случае, не хочу умереть раньше, чем мне удастся прогнать турок из Константинополя, сломать гордыню китайцев и завязать торговые сношения с Индией.
Она ни за что не хочет умереть. Жизнь осуществляла до сих пор все ее желания. Ей кажется, что она не может умереть до тех пор, пока у нее еще есть неисполненные желания. После своих бесчисленных успехов она думает, что может господствовать над таинственными законами судьбы и диктовать свою волю звездам.
Она ненавидит смерть и не хочет думать о ней. Она обладает способностью воспринимать всеми своими фибрами богатство и красоту жизни, любит эту жизнь во всех ее формах. Не обнаруживая ни малейшего затруднения, она справляется с проявлениями старости, преодолевает дефекты своего здоровья. Она любит свою деятельность, пестрое разнообразие которой столь же показательно для ее гениальности, как и та легкость, с которой эта почти универсальная смесь серьезных занятий и любительских забав составляют ее режим дня.
Ее день начинается в шесть часов утра. С той поры, как ей стало нелегко нагибаться и становиться на колени, Екатерина уже не сама растапливает камин, но все еще проводит первые утренние часы одна за своим письменным столом и пишет до тех пор, пока руку не начинает сводить судорога, или до тех пор, пока не притупляются изготовляемые для нее ежедневно два гусиных пера. Она пишет письма своим заграничным друзьям, пишет свои мемуары, политические статьи, комедии. Она пишет с необычайным увлечением, забывая все окружающее, сосредоточенно – как и все, что она делает. Она любит скромничать и называть свое писательство "пороком", но в действительности чрезвычайно высокого мнения о своем таланте.
Настоящая работа начинается по окончании этого писания. Появляются с докладами ее секретари, министры, генералы. В накинутой поверх шлафрока широкой кофте, с чепчиком на голове и очками на носу принимает императрица своих посетителей, приглашает каждого из них сесть, находит для каждого ласковое слово. Она никого не заставляет дожидаться. Она всегда занята, но никогда не суетится, никогда не перегружена работой.
