Давно уже все те немногие, которые решились выступить против Зубова, лишены своих должностей и удалены от двора. Те, кто верит в лучшее будущее, объединились вокруг завтрашнего императора, вокруг великого князя Павла, и уже по одной этой причине ненавистны и подозрительны императрице Екатерине. Она окружена людьми, которые, частью чтобы угодить Зубову, частью любовно щадя ее покой, беспрестанно заверяют ее, что в России все обстоит лучше, чем когда бы то ни было.
Но она все же могла бы кое-что увидеть, если б захотела посмотреть. Она могла бы, например, спросить, как это возможно, что чиновники, получающие только несколько сот рублей жалованья в месяц, строят себе в Петербурге великолепные дома, и если бы она захотела расследовать это обстоятельство, то убедилась бы, что это все такие чиновники, которые управляют кассой какого-нибудь ведомства. Но она не спрашивает. Она радуется росту своей столицы и усматривает в этом признак здорового роста народного благосостояния. Она верит, потому что эта вера необходима для полноты ее счастья.
Никогда еще не жаждала она так счастья. Никогда не обнаруживала такой беспрекословной готовности отдать все, все за радость мгновенья, за удовольствие сладострастного порыва, как именно теперь, когда ослабевающее зрение, затмения памяти, внезапные перебои сердца напоминают ей о ненавистном возрасте, о неизбежной смерти. Жить! Она хочет жить десятью жизнями, тысячью жизней!
Когда ледяной холодок вечного одиночества пробегает по ее спине, то ни дети, ни собачки, ни птицы и ни даже мысль о ее посмертной славе не согревают текущую по ее хрупким сосудам кровь. Ее кровь, давно уже больная, все еще дика и легковозбудима. Разве это старость, если все существо ее содрогается до самых глубин от юношеских поцелуев, содрогается страстнее даже, чем в юные любовные ночи? Разве можно умереть, если умеешь ощущать, воспринимать всеми чувствами, вдыхать жизнь в самых ее жизненных проявлениях?
Екатерина никогда не была распутной. Она имела дюжину любовных связей, но с каждым, в то время как длилась связь, поддерживала нечто вроде единобрачия. Еще пять лет тому назад она чрезвычайно резко осадила во время крымской поездки графа Сегюра за то, что тот позволил себе продекламировать в ее присутствии легкомысленное стихотворение, которое беспрепятственно декламировалось в Версале. Теперь она устроила себе подле спальни тайный кабинет, все стены которого, от потолка до пола, увешаны миниатюрами скабрезного содержания. Старости необходимы более острые возбуждения, и Платон Зубов умеет воспламенять ненасытную кровь своей престарелой повелительницы все новыми развлечениями. Он организует в тайном кабинете сеансы группового секса, брат его Валерьян, его друг Петр Салтыков и несколько дам из непосредственного окружения императрицы принимают участие в этих оргиях, пьют сообща из отравленного источника юности, в котором ярко накрашенные губы старухи надеются найти обновление, но который в действительности только ускоряет ее гибель.
Любовная страсть толстой беззубой старухи производит тягостное впечатление – независимо от соображений морального и эстетического свойства – в первую очередь тем, что она воспринимается как нечто "неестественное". Так же относились к этому вопросу и современники Екатерины. Более того, они называли это "неестественное" – как и все, что им вообще являлось непонятным в женщине – истерией.
Принимая во внимание совершенно здоровое, ясное и бодрое душевное состояние, которое Екатерина сохраняла вплоть до своей смерти, мы не можем присоединиться к такому диагнозу. Да мы и не хотим удовлетвориться тем, чтобы рассматривать несомненно редкую по своей живучести сексуальность Екатерины как изолированный феномен, как нечто совершенно независимое от ее во всех прочих отношениях вполне нормальной натуры хотя бы потому, что она сама всегда ощущала неизменную интенсивность своих инстинктов не как нечто мешающее, а наоборот, как не1:, го живительное, подбадривающее. Все, что она делала, она испытывала как нечто совершенно "естественное".
Как бы бурно ни провела она ночь, она встает ровно в шесть часов утра и садится за работу. Когда после долгого писания Екатерина уже ощущает судорогу в руке, Платон Зубов еще покоится сладким сном и ни один из высокопоставленных сановников, дежурящих с раннего утра у его двери, не осмелился бы нарушить покой всесильного фаворита. Старые заслуженные люди соперничают за честь собственноручно сварить ему его утренний кофе и принести к постели: за эту услугу они далеко не всегда удостаиваются даже приветствия, не говоря уже о благодарности.
Когда этот молодой стройный юноша откидывает шелковое одеяло и надевает на себя шелковый халат, двери уборной широко распахиваются, и пока парикмахер расчесывает и пудрит роскошные темно-русые волосы Платона Зубова, его окружает ряд почтительных посетителей, дожидающихся сплошь да радом месяцами того момента, когда он обратится к ним и осведомится о причине их посещения. Многие являются по утрам и без какой-либо специальной надобности, просто для того, чтобы присутствовать при торжественном начале дня фаворита, в надежде остаться у него в памяти. С бесстыдной заносчивостью этого самого дорогого альфонса всех времен может конкурировать только бесстыдное низкопоклонство лизоблюдов.
У Зубова есть обезьянка, которой доставляет особое удовольствие дергать посетителей за их напудренные парики: никто не только не осмеливается каким-нибудь движением остановить разыгравшегося зверька, но многие даже стараются обратить на себя внимание особенно высокой прической и удостоиться в награду за это высокомерной усмешкой Зубова.
Это все тоже принадлежит к числу тех вещей, о которых Екатерина ничего не знает. В то время как она борется с французской революцией, в то время как она старается очистить легитимистскую идею от шлаков тех злоупотреблений, которые стоили высокомерным Бурбонам трона, – в ее собственном дворце ее собственный возлюбленный делает все для того, чтобы затмить примеры Помпадур и Дюбарри, дискредитировать своими бабьими капризами, своей низменной заносчивостью, своим безграничным непотизмом и своей абсолютной неспособностью вести поручаемые ему дела – все правление Екатерины, разрушить все то, над созданием чего она работает с таким неусыпным прилежанием.
Несмотря на все завоевания, несмотря на конфискацию богатейших польских поместий, государственная казна находится в очень печальном положении. Зубов поручает одному специалисту выработать план погашения государственных долгов и собственноручно переписывает его от первой строки до последней, чтобы создать видимость того, будто он является автором. Зато Зубову удается без особого труда уговорить Екатерину начать войну против Персии. Завидуя лаврам Потемкина, он замыслил грандиозный план: занять всю страну вплоть до Тибета и затем нанести с востока решительный удар по Турции.
