Несмотря на изначальное несколько иное понимание природы человеческих поступков, Юнг признавался, что он «многим обязан гениальным концепциям Фрейда». Действительно, Фрейд был первым настоящим титаном на пути Юнга и это не могло не отложить отпечаток на его дальнейшем творчестве. Хотя стоит заметить, что очень тесная связь с Фрейдом была и чрезвычайно рискованной для репутации начинающего ученого европейского уровня: на момент присоединения Юнга к новому психоаналитическому течению Фрейд еще не был широко известен. Даже напротив, в то время, когда Юнг решился встать на защиту едва пустившего ростки прогрессивного движения на континенте, венского пионера психоанализа не принимал не только европейский медицинский мир, но и даже местная академическая камарилья из медицинских университетов. Более того, Фрейд в начале своего пути испытывал и натиск исступленного антисемитизма, ибо не только он сам, но и все его первые ученики были евреями. В то же время сила, смелость и проницательность молодого Юнга как раз в том и состояла, что именно он одним из первых почувствовал, что за фрейдовским учением – будущее мировой психологии. И не только психологии: очень быстро Юнг увидел в психоанализе более широкий контекст, чем просто направление медицины. Его точка отсчета уже была достаточно высока и бесспорно намного выше, чем у негибких и консервативных современников. Это был, без сомнения, результат его уникального синтеза, плод постоянных внутренних усилий и размышлений. В конечном итоге, это было следствие стремительного вмешательства его воли – воли земного существа, жаждущего большего, нежели предлагает ему судьба.
И все же: почему Юнг, влияние которого в медицинском научном мире начало возрастать, решил присоединиться к сомнительному с точки зрения успешности движению психоаналитиков, совершенно по-иному трактовавших природу психических расстройств? Ведь он отдавал себе отчет в том, как трудно вырвать из закостенелых мозгов укоренившиеся взгляды. Анализ действий молодого врача приводит к заключению, что уже тогда он подсознательно чувствовал, что ему самому в скором времени придется столкнуться с коррекцией восприятия человечеством очень многих вещей. А поддержка Фрейда (конечно же, при твердой вере в правоту его многих взглядов) означала еще и публичность, в которой Юнг нуждался для освоения совершенно новой для себя деятельности (в отличие от творчества и исследований в плодоносной тишине) – получении навыков влияния на людей, используя свои знания о них и прогрессируя на высокой волне новаторства. Когда произошла их первая встреча, Юнгу не было еще и тридцати двух, в то время как Фрейд уже разменял шестой десяток. Но несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте, они проговорили тринадцать часов без перерыва. К слову, лишь через год после этой встречи произошло эпохальное для новой медицинской теории событие – первый конгресс Международной психоаналитической ассоциации.
Со многим в теории Фрейда Юнг не соглашался с самого начала и очень многое не принял, но это не помешало ему впитать лучшее из разработанного Фрейдом как в области познания психики, так и в области воздействия на психику окружающих. Особенно коллективного, так называемого ритуального воздействия, феномен которого так четко уловил отец психоанализа. Речь идет в том числе и о том, что собрания психоаналитического общества проходили согласно любопытной ритуальной схеме, такой, которую некоторые исследователи сегодня склонны рассматривать как создание атмосферы религии и поклонения, где Фрейд отводил себе незыблемое место пророка. Действительно, современные анатомы фрейдовского психоанализа довольно небезосновательно полагают, что он намного превзошел первоначально отводимую ему скромную роль нового метода лечения психических расстройств. Внутренне освобождение и достижение полной свободы на фоне превращения медицинской теории во всеобъемлющее мировоззрение со своим собственным пророком-прорицателем во главе очень много значило для осознания Юнгом, чего он, в конце концов, жаждет и каким образом следует строить жизненную стратегию.
Вряд ли будет ошибочным утверждение, что именно годы с Фрейдом дали Юнгу возможность если не ревизии, то определенной коррекции собственных целей. Именно общение с таким колоссом, как Фрейд, позволило Юнгу поверить в возможность создания собственной ветви-модели медицинско-религиозного движения, превратить ее в целостное обособленное и влиятельное направление и, возглавив дело, распространить как можно шире на планете. Что и говорить, задача, достойная титана. Но Юнг не был бы Юнгом, если бы не верил в свою правоту, в свои силы и не смотрел на себя как на мессию. Если Ницше ставил перед собой задачу изменения системы человеческих ценностей на более рациональную и приближенную к природе, Фрейд – создания нового мировоззрения, основанного на осознании роли сексуальности, то Юнг хотел быть не только создателем, но и полноправным обладателем новой харизматично-мистической религии. Юнг становится одержимым этой идеей. На ее реализацию у него ушла практически вся жизнь – от встречи с Фрейдом и до последнего для.
Ясно, что рано или поздно Юнг и Фрейд должны были разойтись, ибо ни одного из них по своей человеческой сути не устраивало второе место. Оба были самодостаточными лидерами, способными продуцировать и реализовывать идеи. Оба были готовы не оглядываться на большие и малые жертвоприношения на пути к цели. Хотя интересно утверждение историков психоанализа (например, Джона Гедо и Питера Хоманса) о том, что еще находясь в рядах фрейдовского движения, Юнг предложил старшему товарищу трансформировать психоанализ в движение, которое с помощью его «могучих прозрений смогло бы освободить целую культуру». То есть Юнг еще колебался, и, может быть, если бы Фрейд дал ему неограниченные полномочия, подкрепленные собственной поддержкой, швейцарец не покинул бы своего учителя так скоро. Более того, предложение Фрейду говорит о том, что Юнг мыслил очень рационально и готов был действовать столь же последовательно, сколь и энергично. «Две тысячи лет христианства должны получить равноценную замену», – написал он Фрейду в своих откровениях, обрисовывая, как виртуозно можно было бы обыграть психоаналитические толкования мифов с точки зрения создания мощных рычагов для воздействия на массы. Молодой Юнг придавал огромное значение символам, понимая их исключительную роль для развития религиозного течения.
Но принятие такого предложения своего лучшего ученика означало бы недопустимую модернизацию взглядов самого Фрейда, и в частности появления некоего религиозного культа, возвеличивавшего духовное и ставящего на вторые роли открытую им сексуальную природу человеческих взаимоотношений. Естественно, такого не могло бы случиться никогда – Зигмунд Фрейд был ортодоксом и ничто не могло заставить его что-либо поменять. Поэтому Фрейд отказался стать основателем религии, оставив себе роль основателя психоанализа…
