В селе не было положительно ни одного человека, который не ругал бы его шпионом. В первые дни ему невозможно было никуда показаться, чтобы не вышла какая-нибудь «история».
Помню одну из таких «историй». Во дворе одного местного купца играли в городки. Молодой Т. также находился среди играющих, как близкий знакомый и даже, кажется, родственник хозяина. Заходит партия нас, политических, с несколькими из местной молодежи, приглашают присоединиться к игре. Один из наших заявляет, что, раз в игре участвует такой негодяй, как Т., ни один порядочный человек не может войти в число играющих. Моментально его выключили из игры и выдроводили со двора с криками:
— Иди к своему приставу и играй с ним в городки!
Раз утром, через неделю после неудачного побега, к тому товарищу входит хозяйка и докладывает с улыбкой, что два молодых человека желают его видеть. Он, конечно, ничего не подозревая, просит их войти. Входит тот самый Т. в сопровождении своего родственника, становится у дверей с шапкой в руках, виновато опустив голову, арламентер начинает речь:
— Уж вы простите его! Ведь он это сделал не от злости, а по глупости. Сам это понимает теперь и готов гладить свою вину. Ведь все в селе знают, что он вообще умом и самостоятельностью не отличается. Испугался отца, полиции и не хотя сделал подлость. Теперь ему нельзя на улице показаться.
Об этой сцене, конечно, скоро узнал весь Обдорск, но никто не жалел бедного Т.:
— Так дураку и надо, не шпионь.
Вскоре после побега одного товарища из Березова обдорский пристав получил распоряжение организовать за нами строгий надзор, для чего нанять специальных «агентов». Была отпущена ассигновка в размере, кажется, 25 р. ежемесячного вознаграждения каждому шпику. Пристав обратился к некоторым местным жителям. Но они категорически отказались, и даже больше — сочли своим долгом предупредить нас. В течение целого месяца пристав не мог найти ни одного желающего. История с Т. оказалась хорошим предостережением.
Потом говорили, что одно из должностных лиц волости — десятский взял на себя роль «агента». Но он старательно отбояривался, избегал встречаться с «политиками» и при встрече старался подчеркнуть свою непричастность к такому грязному делу.
Втянувшись в местную жизнь, познакомившись с населением, мы, естественно, пользовались теми маленькими удовольствиями, которые может доставить сельская жизнь севера.
Как-то в морозный зимний день выехали за село, прямо в тундру. Олени неслись, как стрела. Я никогда не представлял, что возможна такая отчаянная, быстрая и бешеная езда. К этой бесконечной, снежной пеленой покрытой равнине, к суровому северному климату удивительно подходили и бешеная скачка, и красивые рога оленей, и приятный скрип нарт, над которыми высоко торчал длинный хорей — шест, которым управляют оленями.
Весной оленьи стада перекочевывают к Уралу, и многие из них проходят мимо Обдорска. Хозяева предложили нам с женой поехать посмотреть оленье стадо и погостить у их брата — оленевода. Снег уже начал таять, и ругом было много воды.
Красивое зрелище представляет оленье стадо в поле. Разбросанные живописными группами по снежной поляне, олени — грациозные, подвижные, гибкие — являются резким контрастом с окружающей мертвой природой. Но контраст этот нисколько не дисгармоничен. Наоборот, наче, как в тундре, нельзя и представить оленя. Говорят, еще красивее стада диких оленей. В них больше грации и больше живости, чем в прирученных.
В чуме нам подали традиционную выпивку и чай. Хозяин, сопровождавший нас все время, говорил:
— Вот поедете в Петербург, опишите, как мы здесь живем, ничего не пропускайте.
Почта прибывает в Обдорск раз в две недели. На письмо можешь надеяться при самых лучших обстоятельствах получить ответ только через месяц. С Кавказа, наример, я получил за все время только одно письмо, да и то через три месяца после его отправления. Когда началась весенняя распутица, мы целых два месяца сидели без почты. Два месяца ни звука из России! Какие только мысли не приходили в голову. Может, там уже подъем революции? А может, Дума разогнана, организации разгромлены, и снова начнется кропотливая работа собирания сил?
Не раз в шутку обдорчане говорили, что они на эти два месяца могут объявить у себя республику и никто им помешать не сможет. Кругом тающий лед, непроходимые водные пространства, в которых плавают громадные глыбы льда, — и больше ничего. Зато какая была радость, когда в одно утро нам сообщили, что «лед прошел», и мы увидели громадную водную поверхность, далеко теряющуюся за горизонтом. Вода, окружавшая нас со всех сторон, должна была затруднять побег, но зато обещала доставить скоро сведения о том, что творится в России.
Наша колония решила отпраздновать 1 Мая народным митингом. Было объявлено по селу, что «политики» приглашают всех желающих на рабочий праздник. Мы особенно подчеркивали, что приглашаем всех, и русских, и инородцев, даже преимущественно последних, так как они — главная масса рабочих. Это очень важно в Обдорске, где к инородцам относятся как к париям.
Для праздника мы заняли чайную Общества трезвости. Зал был прекрасно декорирован зеленью, красными знаменами, аншлагами и соответствующими надписями. Нашли даже фисгармонию для хора, а для гостей приготовили чай и закуску.
Сверх ожидания, на праздник явилось более двухсот человек. И что всего отраднее, среди присутствующих оказалось много инородцев. В своих гусьях[38] и малицах,[39] в оленьих сапогах и с первомайскими красными бантиками на груди, они придавали празднику совершенно особый колорит.
Революционные песни были знакомы большинству. В хоре принимали участие многие из присутствующих. Речи на тему о международной солидарности рабочих и о совершающейся революции были встречены восторженно.
Со дня на день мы стали ждать парохода. Целую неделю дул сильный ветер с Урала, а во время ветра Обь так же сильно волнуется, как море, и пароходы принуждены бывают прятаться под защиту берегов. Эта неделя ожидания стала самой мучительной из всех дней, проведенных в ссылке.
Приход парохода, особенно первого, — целый праздник. Ссыльные и все обдорчане собрались на берегу. Еще пароход находился далеко от берега, когда начались расспросы о новостях. Любопытен первый вопрос, который у всех был на устах:
— Ну что, Дума еще существует?
— Пока не разогнана, — был ответ капитана, флегматично стоявшего на мостике и, видно, не первый раз отвечавшего на этот вопрос. Во время далекого пути от Тобольска до Обдорска в каждом селе, в каждом населенном пункте его спрашивали об одном и том же.
