Интересно заметить, что сразу после визита к французскому послу Моро направился на обед к Государственному секретарю США — Джеймсу Монро, и так как Серюрье до сих пор не удостоился такой чести, это вызвало у посла Франции некоторую досаду.
* * *
Вернувшись в Нью-Йорк, Моро пришел на пристань проводить Рапателя в Россию. Был день 6 июня 1812 года.
«Не забудьте, — сказал он ему, — нанести визит Бернадоту, когда будете в Стокгольме. Тепло поздравьте его от моего имени в связи с избранием королевским принцем шведским».
Эти поздравления кажутся нам довольно запоздалыми, так как народ Швеции избрал Бернадота наследным принцем два года тому назад. И особенно удивительно то, что Моро тем самым простил Бернадоту, что тот принял в подарок от Наполеона дом Моро на улице Анжу, в котором ссыльный генерал когда-то так гостеприимно и по-дружески принимал Бернадота.
Да, Моро простил. Да, Моро забыл. Бернадот, который связан с царем, снова стал врагом Наполеона. Этого было достаточно, чтобы изгнанник вернул ему свою дружбу.
История возвышения Бернадота по-своему интересна, и в этой связи вызывает удивление, почему Наполеон, зная характер этого маршала, все-таки позволил ему занять шведский престол.
14 июня 1809 года шведский сейм избрал наследником престола Карла-Августа Августенбурга, но через год — 28 мая 1810 года, во время смотра войск принц Августенбург внезапно почувствовал себя плохо, упал с коня и тут же скончался. Эта смерть поставила в неопределенное положение будущее Швеции. Других наследников шведской короны не было, и страна оказалась на пороге смутного времени по образцу России начала XVII века. Приходилось приступить к избранию нового наследника престола.
Вначале шведское правительство планировало объединить датскую и шведскую короны в одну, но затем от этой идеи отказалось. Находясь под гнетом возраставших бедствий, Швеция пришла к убеждению, что ей следует вновь завоевать благосклонность Наполеона, обратиться к нему за советом и заручиться его покровительством. В Париж отправился молодой шведский офицер, поручик Мернер. Он прибыл как частное лицо, с поручением от своих влиятельных друзей найти для Швеции наследника. Их выбор пал на одного из маршалов, а именно на князя Понте-Корво. Во время кампании 1807 года Бернадот, князь Понте-Корво, сражался со шведами в Померании. Он держался как любезный противник и великодушный победитель. Позднее, в 1808 году, когда русские завоевывали Финляндию, ему было поручено произвести высадку в Сканию. Воспользовавшись неопределенностью инструкций, он не посягнул на шведскую территорию. Это его бездействие, вызвавшее большое неудовольствие в Санкт-Петербурге, положило начало его популярности в Швеции.
Мечтой Бернадота было править. Сначала он прикинулся, как заведено и полагается в подобных случаях, что нисколько не интересуется этим делом. Но затем сдался на убеждения, что без него гибель Швеции неминуема. Несколько часов спустя он был у императора. Бернадот заявил Наполеону, что могущественная партия обратилась к нему с предложениями, и просил разрешения выступить кандидатом на выборах в сейме.
Вначале у Наполеона были принципиальные возражения против избрания кого-либо из маршалов. С тех пор как он понял, что путем брака создал самому себе законное право престолонаследия, он потерял всякое желание плодить королей по всей Европе, тем более из своих подчиненных, и выступил в качестве строгого гаранта наследственного права. Кроме того, он остерегался, что этот прецедент может вызвать цепную реакцию среди маршалата. Тем не менее, несмотря на всю обоснованность и важность этих соображений, он полагал, что через избранного Швецией вождя из среды французов ему, несомненно, будет гораздо легче оказывать давление на эту страну, что позволит отвлечь ее от Англии. Кроме того, Швеция, в случае войны, сможет напасть на врага с фланга и парализовать передислокации его войск. Император полагал, что удар с севера будет вернее, если во главе шведов будет стоять маршал империи, воспитанный в его школе и получивший боевое крещение в большой войне.
Однако Наполеон слишком хорошо знал Бернадота, чтобы полагаться на его характер или его верность. Он ценил военные таланты маршала, но не любил его. «Ни при каких обстоятельствах, — писал Альберт Вандаль, — не встречал он в нем того сердечного порыва, той страстной преданности, какую видел и ценил в других маршалах. Он ставил ему в упрек присущие ему скрытность и неискренность, проявлявшиеся во многих случаях, его резонерский и неподатливый ум, нрав, склонный к оппозиции, — словом, все, что он разумел под рядовым понятием “якобинство”. Осыпав Бернадота милостями и деньгами, он не приобрел его преданности и не раз вынужден был обуздать его непокорный нрав».
Со времени Ваграма Наполеон держал его в полунемилости, что, конечно, не могло ослабить затаенной вражды злопамятного маршала. Вот почему было вполне возможно, что Бернадот, став наследным принцем, а затем королем Швеции, не будет послушным слугой его воли. Наполеон настолько не доверял ему, что одно время подумывал о другом французском кандидате и хотел предложить шведам, просившим у него Бернадота, принца Евгения де Богарне. Но Евгений отказался, не желая менять веры — условие, необходимое для занятия престола в Стокгольме. Пришлось вновь вернуться к кандидатуре принца Понте-Корво, который в этом отношении мало стеснялся.
Принимая во внимание настроения в Санкт-Петербурге, Наполеон для себя решил не оказывать ни явной, ни тайной поддержки Бернадоту. Тем не менее Бернадот был избран, хотя и не без интриги.
Но вернемся к нашему герою. Моро рекомендовал Рапателя преемнику графа Палена на посту российского посла в Вашингтоне — Андрею Дашкову.
Последний, находясь по делам службы в Нью-Йорке, через некоторое время после отъезда Рапателя, нанес визит вежливости Моро.
Генерал выглядел опечаленным. Впрочем, и дом его находился в некотором беспорядке. В прихожей упаковывали сундуки.
— Это готовят багаж моей жены, — объяснил Моро, — завтра она отправляется во Францию на лечение и увозит нашу дочь.
— Значит, вы остаетесь совсем один? — заметил Дашков. — Жаль, генерал, что вы не приняли предложения моего августейшего монарха. Вам было бы хорошо в России и для поправления здоровья мадам Моро, и для образования вашей дочери.
Моро уклонился от прямого ответа, заметив лишь, что он весьма благодарен царю и что одобряет его политику.
— Не считаете ли вы неосторожным, господин генерал, объявление войны Англии, за которое только что проголосовал Конгресс США? Понятно, что британская морская блокада стесняет американскую торговлю, но разве Америке по силам противостоять могущественной британской монархии? — спросил Дашков.
