Какое же было удивление автора, когда он прочел очерк Тараса Рудыка об этом военном контрразведчике и его четких и выверенных действиях по разоблачению предателя. Это произошло с тем самым офицером-чекистом — Акинфеевым, о котором рассказывал Левшин. И надо же такому случиться, он на последнем году службы выявил агента японской разведки.
Но все по порядку. Ориентировка по этому шпиону была разослана 2-м отделом УВК НКО СМЕРШ еще в победном сорок пятом году.
Надо отметить, что 60—70-е годы — это были годы становления нашего ракетного щита, поэтому призывников, особенно в ракетные войска стратегического назначения, отбирали почти что «поштучно». Обязательной процедурой для таких кандидатов было собеседование с офицером военной контрразведки. В ходе такой беседы с молодыми солдатами офицер особого отдела ракетной дивизии старший лейтенант Александр Шлыков обратил внимание на одного новичка. Молодой военный контрразведчик удивился месту его рождения — город Харбин. Ведь расположен этот населенный пункт на территории другого государства. С руководителями Китая в то время рассорился Никита Хрущев.
Шлыков поделился сомнениями со старшим товарищем, ветераном ВКР Артемием Георгиевичем Акинфеевым. Надо отметить, что в тот период в Управлении КГБ по Хабаровскому краю существовала картотека под названием «БРЭМ» — «Бюро русских эмигрантов в Маньчжурии».
Артемий Георгиевич посоветовал коллеге побеседовать с молодым солдатом и выяснить подробно о семье, где живут родители, кем работают, и доложить ему. Подчиненный выполнил указание старшего товарища и через некоторое время принес ему собранные установочные данные родителей и других родственников солдата. Подполковник Акинфеев решил всех их проверить через коллег в Хабаровске по картотеке «БРЭМ». С ответом ха-баровчане не задержались.
В ходе проверки выяснилось, что на дядю — брата отца этого воина имелось разыскное дело, хранившееся в 1-м Главном управлении (ПГУ) КГБ СССР. Акинфеев отправил в Москву шифровку и в ответ получил выписку из показаний двух арестованных агентов японской военной миссии на дядю этого солдата.
Как уже упоминалось выше в этой книге, военные японские миссии порой не только активно сотрудничали со своими разведорганами в работе против советских войск, расположенных на территории Маньчжурии, но сплошь были укомплектованы военными разведчиками. Эта миссия предметно работала по тылам наших войск. Ее сотрудники вербовали и засылали свою агентуру для ведения разведки, опрашивали местных жителей о местах дислокации арсеналов и ангаров с нашей боевой техникой, расположения домов офицерского состава (ДОСов), руководили осуществлением диверсионных и террористических актов.
Судя по показаниям арестованных японских разведчиков, дядя этого солдата «славно поработал» на Страну восходящего солнца, а теперь, легализовавшись в Советском Союзе, безбедно и спокойно проживал в Томске. Больше того, государство еще платило предателю — он получал солидную зарплату.
Артемий Георгиевич связался с начальником Управления КГБ СССР по Томской области, которого хорошо знал до этого, и попросил установить наличие этого человека.
Задание военного контрразведчика территориалами было аккуратно выполнено. После чего началась совместная разработка бывшего шпиона, который еще не ответил за свои грехи предательства…
Закончилась работа быстро — предателя изобличили и осудили ровно через 25 лет после того, как он был завербован японской разведкой и активно несколько лет работал на нее.
★ ★ ★
Как классический пример разыскной работы Левшин назвал действия военных контрразведчиков по поиску начальника японской военно-морской миссии капитана 1-го ранга Минодзумы Дзюндзи.
Сначала оперативники не нашли никаких улик в ходе обыска в помещениях миссии. Однако при осмотре квартиры Дзюндзи среди мусора было обнаружено несколько частных писем, в том числе своей сотруднице, работавшей у Минодзумы официанткой. Установили даму, она показала, что в миссии работали радистами русские (из числа белоэмигрантов). Указала их данные и места проживания. Вскоре их задержали вместе с хранившимися в тайниках радиоприемными устройствами.
В ходе дальнейших агентурно-оперативных мероприятий удалось установить еще одну сотрудницу — секретаршу Дзюндзи, знавшую практически всех сотрудников миссии. На уровне руководства отдела КР СМЕРШ ТОФ было принято решение завербовать ее в качестве аген-та-опознавателя для розыска самого начальника миссии, его шифровальщицы и других сотрудников. Одновременно проводилась работа по квартире Дзюндзи и местам проживания его родственников с внедрением туда агентов-сторожевиков. Но шло время, а Минодзума не появлялся. Вместе с тем за это время армейским контрразведчикам удалось арестовать еще несколько сотрудников миссии, часть из которых использовалась затем в качестве агентов-опознавателей.
На розыск Дзюндзи и шифровальщицы посылались специальные опергруппы в населенные пункты Расин, Сейсин и Гензан, места вероятного появления разыскиваемых и лагеря военнопленных и другие фильтрацион-но-перевалочные пункты. Через несколько дней от агентуры была получена информация, что начальник миссии со своей шифровальщицей, возможно, находятся в Ген-зане. Туда бросили дополнительную спецгруппу сотрудников СМЕРШа, которые на самолете с агентом-опозна-вателем срочно прибыли в город. И вот в одном из лагерей беженцев агент опознал в человеке, переодетом в поношенное гражданское платье, своего руководителя. Он тут же был арестован. На следствии он, торгуясь, заявил:
— Господа, я хочу вам помочь в поисках моих сотрудников на условиях снисхождения ко мне и сохранения жизни.
«Не по-самурайски, однако, действуешь», — подумал один из оперработников.
И действительно, он выдал еще двух разведчиков, активно работавших против советских воинских частей. За жизнь боролся до последнего.
Началось следствие, которое первоначально вели сотрудники Отдела КР СМЕРШ Гензанской военно-морской базы ТОФ, а в дальнейшем — УКР СМЕРШ НКВМФ СССР в Москве. В ходе допросов Дзюндзи удалось получить важную информацию о структуре, формах и методах деятельности японской разведки, личном составе и агентуре миссии. Как говорится, он «потек», а потому охотно делился с военными контрразведчиками этапами своей «работы». В совершенстве владея русским языком, он обрисовал в автобиографической «саге» свою многолетнюю деятельность против СССР начиная с двадцатых годов.
Он, в частности, показал: «…начиная с 1922-го я три года находился во Владивостоке для ведения разведывательной работы и практики русского языка. Для реализации этих задач мне удалось в качестве квартиранта войти в семью начальника штаба русского Тихоокеанского флота капитана 1-го ранга Насимова…
