Он, в частности, показал: «…начиная с 1922-го я три года находился во Владивостоке для ведения разведывательной работы и практики русского языка. Для реализации этих задач мне удалось в качестве квартиранта войти в семью начальника штаба русского Тихоокеанского флота капитана 1-го ранга Насимова…
Для того чтобы войти в эту семью и вообще для того, чтобы иметь возможности для ведения разведывательной работы, мне пришлось перейти на положение гражданского лица, проживающего во Владивостоке в целях изучения русского языка.
У меня была специальная разведывательная миссия. И я перешел на нелегальное положение, хотя и оставался под фамилией Минодзума, выдавая себя за лицо гражданское, имея при этом на руках соответствующие, подтверждающие это документы.
По инструкции должен был собирать разведывательные данные о боевом составе Тихоокеанского флота и тактико-технических характеристиках кораблей, их дислокации, личном составе флота, учреждениях и учебных заведениях ВМФ, характере возводимых укреплений в порту и крепости Владивостока, дислокации частей Красной Армии в Приморье, политико-экономическом положении СССР.
Во Владивостоке мне удалось завербовать большое количество людей из числа служащих различных учреждений, с помощью которых я собирал ценные сведения военного, политического и экономического характера.
В 1925 году был арестован органами ОГПУ, но на следствии в принадлежности к японской военно-морской разведке не признался и просидел в тюрьме четыре месяца…
Сразу же после освобождения из тюрьмы я выехал в Токио. Через год был назначен уже начальником русского отделения 3-го отдела ГМШ (главного морского штаба) и прослужил в этой должности пять лет.
В 1935 году меня назначили на должность начальника сейсинской военно-морской миссии, где я служил до разгрома Японии в 1945 году…»
Кроме того, он признался, что, кроме ведения разведки против частей Красной Армии и ТОФ, подопечные Минодзумы проводили диверсионные и террористические акции по его указаниям. Указал время и место осуществления этих акций с гибелью наших людей.
15 февраля 1947 года Военной коллегией Верховного Суда СССР Минодзума был приговорен к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 7 марта 1947 года.
Надо отметить, что с розыском этого матерого японского разведчика сопряжена судьба и героическая гибель одного из сотрудников СМЕРШа Владивостокского морского оборонительного района ТОФ лейтенанта Михаила Петровича Крыгина. Ему и другим членам оперативной группы руководство поручило захватить японскую военно-морскую миссию в Сейсине, которую возглавлял Минодзума. 13 августа 1945 года в составе первого эшелона десанта морских пехотинцев на катере они ушли в море. В силу сложившихся обстоятельств катер, на котором находился Крыгин, подошел к берегу в стороне от основных сил десантников.
Михаилу пришлось прорываться к своим через хорошо оборудованный и пристрелянный укрепрайон японцев. Конечно, силы были неравные. Из-за сильного пулеметно-минометного огня сразу же погибло много бойцов. Оставшимся в живых десантникам Крыгин приказал отходить к гавани. Когда краснофлотцы заколебались, он властно скомандовал:
— Скорее уходите, вы там нужнее… я прикрою, — он назвал старшего, а потому и ответственного воина по отходу остальной группы.
Десантники спустились в низину и по оврагу ушли в сторону гавани. Они слышали некоторое время, как их оперативник — военный контрразведчик, сотрудник СМЕРШа отбивался от наседавших и озверевших самураев. Потом все чаще автоматные очереди делали паузы.
«Видно, патроны бережет», — как-то разом все вместе подумали отходящие воины.
Затем перестрелка стихла — Михаил в неравном бою пал смертью героя.
Контрразведчик с честью выполнил долг воина-чекиста и своими действиями обеспечил успех по захвату опергруппой военно-морской миссии в Сейсине. Теперь у него была одна дорога — дорога в бессмертие.
За проявленное мужество, бесстрашие и героизм в ходе боевых действий против японских милитаристов Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 сентября 1945 года лейтенанту Михаилу Петровичу Крыгину было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
В 1965 году одна из улиц Владивостока названа именем офицера — военного контрразведчика.
Прах воина-героя покоится в братской могиле на одной из центральных улиц Сейсина.
Эту историю рассказал автору его земляк, коллега и друг полковник N.
Во время своей стажировки в середине 60-х в городе Рыбинске Ярославской области при Особом отделе КГБ, оперативно обслуживавшем подразделения и части войск ПВО страны, он стал носителем интересных разыскных действий. Дело в том, что куратором молодого будущего армейского контрразведчика был майор Курылев Василий Петрович, оперативник со стажем, участник Великой Отечественной войны, длительное время имевший отношение к разыскной работе.
Об одной из операций по многолетнему разыскному марафону, с последующим задержанием и судом над особо опасным преступником он и рассказал практиканту-слушателю 1 — го факультета Высшей Школы Комитета госбезопасности СССР.
— Шла война, — рассказывал Василий Петрович, — моя часть в составе соединения вошла в город С. на Украине. При штабе дивизии находился и наш Особый отдел контрразведки СМЕРШ. И вот буквально на следующий день после освобождения к армейским чекистам повалил народ — кто с чем: с разными просьбами, историями, заявлениями, жалобами.
Приходит однажды пожилая женщина, учительница, как сейчас помню, и говорит, что в городе было десятка два «своих» полицейских, которых все знали в лицо. Они особенно не шкодили, особенно в последний год оккупации — прогнозировали, очевидно, конец германцу, а вот их главный полицай по имени Иван Горобец пуще зверя был.
— А чем же он выделялся в своих проступках? — спросил ее оперативный сотрудник.
— Бил людей по любому поводу и без оного, расстреливал заподозренных в связях с партизанами, насиловал девушек и молодых женщин. Моего супруга — инвалида застрелил из-за неприязни к нему, а когда Красная Армия стала приближаться, дал деру. Сбежал гад. Говорили, ушел с немцами, но мне не верится, фашистам было не до полицаев. Они сами вынужденно торопились. Улепетывали из города так стремительно, что даже в блиндажах и в домах, где они столовались, пооставляли много своих трофеев и личных вещей, в том числе и документов — партизаны поживились. Я больше чем уверена — этот упырь где-то осел, притаился. Влез в доверие и тихо себе живет мерзавец.
